Чтение онлайн

на главную

Жанры

Россия нэповская

Павлюченков Сергей Алексеевич

Шрифт:

В начале 1920-х годов в художественном творчестве доминировала поэзия, причем приоритетным признавалось «устное творчество» (литературные вечера, концерты и диспуты) — в известной степени из-за нехватки бумаги, а не только по причине ориентации на фольклор. На деле тон культурной жизни задавался другим. В 1921–1923 годах появляются такие произведения дореволюционных авторов, как «История моего современника» В. Короленко, «Хождение по мукам» А. Толстого, «В тупике» В. Вересаева, «Преображение» С. Сергеева-Ценского. По-иному зазвучало творчество тех, кого ранее связывали с декадентско-символическим и формалистическим направлениями (А. Белый, Е. Замятин, А. Ремизов).

Кардинальная для русской литературы проблема героя на некоторое время оказалась потеснена проблемой сюжета, формы и стиля — авторы ощущали потребность стать созвучными революционному

времени. Место действующих лиц уверенно заняла сама эпоха с ее людской массой. Это заметно уже у Б. Пильняка («Голый год», 1920 год), В. Лидина («Мышиные будни», 1922 год), Ф. Гладкова («Огненный конь», 1923 год). Что касается собственно героя, то вместо того, чтобы встать в «авангарде», он всякий раз оказывался на перепутье.

Всякий социальный катаклизм должен быть отрефлексирован в образной форме. Порой это осуществлялось неожиданно. Роман И. Эренбурга «Хулио Хуренито» (1922 год) целиком построен на контрасте восприятия советской жизни со стороны проницательного иностранца и отечественного простака. Двойное видение происходящего в СССР — изнутри и извне, включая некое «иное измерение» — на время закрепляется в советской литературе, достигнув своего апогея в «Мастере и Маргарите» М. Булгакова. Это был способ идентификации в новой социокультурной среде, казавшейся людям творческим поистине пугающе-фантастичной.

Как реакция на это, стала проявлять себя тенденция в сторону индивидуализации образов и бытоописательства. Появились даже работы «интимного» содержания с выраженным детективно-авантюрным компонентом. Социальная проза стала концентрироваться на морально-этических конфликтах. Этим отмечены работы А. Тарасова-Родионова («Шоколад», 1922 год), Ю. Либединского («Неделя», 1922 год). Первой заметной попыткой эпического описания революционного времени стал роман Вс. Иванова «Голубые пески» (1923 год).

Постепенно возвращались и классические формы. К середине 1920-х годов жанр романа вновь занял господствующие позиции («Железный поток» А. Серафимовича, 1924 год; «Барсуки» Л. Леонова, 1924 год; «Дело Артамоновых» М. Горького, 1925 год; «Белая гвардия» М. Булгакова, 1925 год; «Цемент» Ф. Гладкова, 1925 год; «Мятеж» Д. Фурманова, 1925 год). Для этих произведений характерен либо показ обреченности старого мира, либо неизбежности победы нового. В «Разгроме» А. Фадеева (1926 год) это достигалось противопоставлением интеллигента-хлюпика и «пламенного революционера», которого не остановят временные поражения. Начали сказываться и отзвуки стилистики, определившейся еще в конце XIX в. («Москва» А. Белого, 1925 год; «Русь» Пант. Романова, 1926 год). Но это была не та литература, которая могла бы заинтересовать массового читателя.

Трудности творчества и послереволюционный «озон» в общественной атмосфере провоцировали бытовой эпатаж. О пьяных похождениях С. Есенина и других знаменитостей, связанных с анархистами и леваками, в том числе и из ЧК, ходили легенды. Один из тогдашних оригиналов поставил на Цветном бульваре памятник, где изобразил себя в виде обнаженного Аполлона, кусаемого за пятку собачкой — последняя символизировала «обывательскую» публику. Имажинисты развесили эмалированные дощечки — «Улица Есенина» (Тверская), «Улица Мариенгофа» (Петровка), «Улица Шершеневича» (Никитская) и т. п. [608]

608

Андреевский Г.В. Москва, 20—30-е годы. M. 1998. С. 223.

Смерть Ленина внесла в культурную жизнь страны заметные коррективы. Стали раздаваться голоса о том, что принцип партийности Ленин отстаивал не только применительно к публицистике, но и литературному процессу в целом [609] . Разумеется все это наложило свой отпечаток на литературную жизнь.

Естественно, что «попутчики» реагировали на происходящее в нэповские годы неоднозначно. Для этого времени стали характерны не только настроения, созвучные антиутопии Е. Замятина «Мы», но и очерки вроде «России в полете» Б. Пильняка, где большевизированная страна ассоциировалась с полетом аэроплана, который приветствовали восторженные толпы крестьян, увидевших в нем символ «братства рабочих всего мира, революции во всем мире, воли к культуре, к знаниям, к победам» [610] . Творческие люди устали от хаоса, а потому вопреки сомнениям готовы были поддерживать идеологию движения «вперед», направляемого государством. Но средний коммунист смотрел на роль литературы до смешного просто. В конце 1923 года комиссия, инспектировавшая ростовский исправдом, среди прочего констатировала, что воспитательная работа с сидельцами поставлена безобразно и «по литературе заключенным читаются классики и они не знакомятся с современными пролетарскими рабочими авторами» [611] .

609

См.: Лежнев А. Ленин и искусство // Лежнев А. Вопросы литературы и критики. М.—Л., 1924; Лебедев-Полынский В. Ленин и литература // Вопросы современной критики. М.—Л., 1927; Полонский В. В.И. Ленин об искусстве и литературе // Новый мир. 1927. № 11.

610

Пильняк Б. Россия в полете. М. — Л., 1926. С. 23.

611

Государственный архив Ростовской области (Далее — ГАРО). Ф. 1182. Оп. 2. Д. 767. Л. 2 об.

А между тем важнейшей темой литературы 1920-х годов стало противостояние города и деревни: одни авторы возвеличивали цивилизаторскую роль первого, вторые предавались ностальгии по ушедшему. Тон в антикрестьянской кампании задавал М. Горький. Даже находясь за границей он серьезно влиял на литературный процесс. Автор «Несвоевременных мыслей» теперь доказывал, что зверства революции целиком обусловлены «жестокостью русского народа». Поворот к нэпу он, как и многие — и не только левые — представители интеллигенции, встретил без оптимизма. «Теперь можно с уверенностью сказать, — писал он в 1922 году, — что ценою гибели интеллигенции и рабочего класса крестьянство ожило» [612] . Отсюда негативная оценка им таких писателей и поэтов, как Н. Клюев и А Неверов. Даже «Виринею» Л. Сейфуллиной, первой заговорившей о классовой борьбе в деревне, Горький ухитрился сравнить с полузабытыми произведениями народника Н. Златовратского [613] .

612

См.: Горький М. О русском крестьянстве. Берлин, 1922. С. 41, 43.

613

См.: Примочкина И. Писатель и власть: М.Горький в литературном движении 20-х годов. М., 1996. С. 21–22, 47.

В разгар коллективизации Горький написал письмо Сталину, где приветствовал уничтожение строя жизни, ужасающего «своим животным консерватизмом, своим инстинктом собственника». Любопытно, что, по мнению Горького, коллективизация сделала для «прогресса» больше, чем борьба с церковью. «Разрушенную церковь можно построить вновь и снова посадить в нее любого бога, но когда из под ног уходит земля, это непоправимо и навсегда» [614] , — писал он, словно не подозревая, сколь чудовищным может стать в России беспочвенное пространство веры. Увы, слишком для многих в те годы понятия гуманизма и цивилизованности надолго разошлись.

614

Известия ЦК КПСС. 1989. № 7. С. 215

Несомненно, литературное противоборство «горожан» и «деревенщиков» отражало не просто известную традицию, но и неосознанное противостояние двух тогдашних «культов» — Пугачева и Тейлора. В поэзии их полярность, казалось бы, четко отражали Есенин и Маяковский. На деле и Есенин не был чужд антикрестьянских эмоций. «О, …какая это дикая и тупая, чисто звериная гадость, эти крестьяне…, — заявлял он незадолго до самоубийства. — Как прав Ленин, когда он всю эту мразь мужицкую согнул в бараний рог…» [615] .

615

См.: Тарасов-Родионов А.И. Последняя встреча с Есениным // Минувшее. Париж, 1991. Т. 11. С. 372.

Поделиться:
Популярные книги

Шипучка для Сухого

Зайцева Мария
Любовные романы:
современные любовные романы
8.29
рейтинг книги
Шипучка для Сухого

Неверный. Свободный роман

Лакс Айрин
Любовные романы:
современные любовные романы
эро литература
5.00
рейтинг книги
Неверный. Свободный роман

Аристократ из прошлого тысячелетия

Еслер Андрей
3. Соприкосновение миров
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Аристократ из прошлого тысячелетия

Мимик нового Мира 10

Северный Лис
9. Мимик!
Фантастика:
юмористическое фэнтези
альтернативная история
постапокалипсис
рпг
5.00
рейтинг книги
Мимик нового Мира 10

Цеховик. Книга 1. Отрицание

Ромов Дмитрий
1. Цеховик
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.75
рейтинг книги
Цеховик. Книга 1. Отрицание

Ротмистр Гордеев 2

Дашко Дмитрий
2. Ротмистр Гордеев
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Ротмистр Гордеев 2

На границе империй. Том 9. Часть 5

INDIGO
18. Фортуна дама переменчивая
Фантастика:
космическая фантастика
попаданцы
5.00
рейтинг книги
На границе империй. Том 9. Часть 5

Неудержимый. Книга XIX

Боярский Андрей
19. Неудержимый
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Неудержимый. Книга XIX

Мастер Разума III

Кронос Александр
3. Мастер Разума
Фантастика:
героическая фантастика
попаданцы
аниме
5.25
рейтинг книги
Мастер Разума III

Падение Твердыни

Распопов Дмитрий Викторович
6. Венецианский купец
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.33
рейтинг книги
Падение Твердыни

Егерь

Астахов Евгений Евгеньевич
1. Сопряжение
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рпг
7.00
рейтинг книги
Егерь

Отмороженный 4.0

Гарцевич Евгений Александрович
4. Отмороженный
Фантастика:
боевая фантастика
постапокалипсис
рпг
5.00
рейтинг книги
Отмороженный 4.0

Назад в СССР: 1985 Книга 4

Гаусс Максим
4. Спасти ЧАЭС
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Назад в СССР: 1985 Книга 4

Вперед в прошлое 3

Ратманов Денис
3. Вперёд в прошлое
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Вперед в прошлое 3