Россия перед лицом истории: конец эпохи национального предательства?
Шрифт:
При изучении истории порой кажется, что забывчивость — главная характеристика человека. Не только восприятие, но и сущность многих явлений с теченьем лет меняется диаметрально, и исходная ситуация исчезает из памяти навсегда.
Сейчас уже мало кто помнит, что большевистская газета «Правда» стала выходить только с 1912 года, в том числе потому, что до этого времени под этим названием выходила обанкротившая монархическая газетка.
Что диктатура пролетариата при всем своем классовом подходе была значительно демократичней современных ей буржуазных демократий.
Что США до самого президентства
Но это касается не только отдельных фактов и подходов: это касается и великих идей, которые живут долгую жизнь, — порой настолько долгую, что успевают за нее превратиться в свою противоположность.
Либерализм — главная глобальная политическая сила, начиная с рубежа 70-х и 80-х годов XX века, — первоначально возник как идея свободы и суверенности личности, как политическое выражение того ее самоосмысления и выделения из человеческого роя (или клана, или стада), которое стало гуманитарным содержанием эпохи Возрождения.
И многие до сих пор воспринимают либерализм как стремление к свободе, — совершенно не замечая, что со времен переписки Вольтера с Екатериной Великой утекло слишком много воды.
И смысл слов драматическим образом переменился.
Правда, в нашей стране эта смена произошла относительно недавно.
Организаторы и младшие офицеры демократической революции конца 80-х — начала 90-х, ненавистники «совка» и «партхозноменклатуры» в массе своей искренне хотели свободы.
Но затем, еще до прихода их к власти, очень быстро оказалось, что самая свободная и наиболее стремящаяся к свободе часть общества — это не инженернотехнические работники и даже не творческая интеллигенция, а бизнес: нарождавшиеся кооператоры, выходившие из тени «цеховики», приценивавшиеся к государству мафиози.
И наиболее практичная часть борцов за свободу пошла служить бизнесу: не только потому, что он платил деньги, — но тогда еще и по идейной близости.
А дальше очень легко выяснилось, что чем бизнес больше, тем он сильнее. И для того, чтобы победить в аппаратной конкуренции, карьерной гонке, политической борьбе, — надо служить не какому-нибудь, а именно более сильному, то есть крупному бизнесу.
А самым крупным — и, соответственно, самым сильным бизнесом — оказались олигархи: те, кто критически значимую часть прибылей получал за счет прямого контроля за теми или иными кусками государства.
И для того, чтобы лучше отстаивать идеалы свободы, чтобы иметь для этого силы, либералы пошли служить олигархам.
И люди, привычно произносившие слова о святости права частной собственности, легко и элегантно устраивали ее массовое разграбление в интересах права частной собственности «своих» олигархов.
Люди, кричавшие о свободе конкуренции так, что уши закладывало, признали свободу конкуренции монополистов, которым они служили, с беззащитными мелкими бизнесменами, — но ни в коем случае не наоборот.
А борцы за свободу слова стали борцами исключительно за свободу слова в интересах купившей их олигархии.
В целом это произошло за 5 лет: с 1991 по 1996 годы (хотя «раздавите гадину!» отдельные профессиональные борцы за свободу завизжали еще в сентябре 1993).
А затем оказалось, что олигархи — далеко не самый мощный бизнес, что главной исторической силой современности являются глобальные монополии, находящиеся над государствами и подчиняющие их своим интересам.
И, не переставая клясться либеральными ценностями (хотя из всех них они по-настоящему понимали лишь пресловутое «лавэ» [1] ), желающие держаться на гребне волны и контролировать свои общества суетливые политические менеджеры стали обслуживать интересы глобальных монополий.
1
Жаргонное обозначение свободно конвертируемой валюты, в широком смысле слова — наличных денег.
Именно в этом заключается суть современного либерализма.
Его библия — Вашингтонский консенсус. От него трижды отреклись (как многие святоши считают заявление о создание богом мира за шесть дней «поэтическим образом, а не конкретным фактом»), его многократно признали устаревшим (как и церковнославянский язык), — но он остается символом веры современного либерализма и претворяется в жизнь с неослабной энергией и предельной жестокостью, до организаций террористических интервенций и бомбардировок включительно.
Смысл Вашингтонского консенсуса предельно прост: государство должно служить в первую очередь интересам глобального бизнеса. Если же они противоречат интересам его народа (что, в общем, является стандартной ситуацией), — то, во-первых, тем хуже для народа, и, во-вторых, «не ту страну назвали Гондурасом».
Поэтому либералы обречены проводить социально-экономическую политику, направленную против интересов их собственных народов: они служат принципиально иным интересам.
Строго говоря, либерализм как идеология крупнейшего бизнеса своего времени занял место фашизма и является его аналогом в новых условиях.
Ведь с точки зрения управления фашизм, как идеология, интегрированная в управленческую практику, решал простую и внятную задачу: как поставить малый и средний бизнес, неумолимо разоряемый крупными монополиями, на службу последним.
Для этого этим крупным монополиям понадобилось овладеть государством, слиться с ним и изменить сознание разоряемых, направив их в завоевательные походы.
Сегодня глобальные монополии уничтожают целые общества, — и либерализм, проповедуя подавление большинства различными меньшинствами и давая каждому соблазн стать частью такого в чем-то привилегированного меньшинства, разрушает общество как целое и, парализуя его, не позволяет ему защищать свои интересы против внешнего монополистического агрессора.
Это ярко проявляется в истории, в том числе современных России и Украины.
В нашей стране пик реализации либеральной политики пришелся на 90-е годы, когда разгул воровства и коррупции привели к разграблению бюджета олигархами и реформаторами всех мастей и катастрофическому дефолту. Однако и в наше время социальноэкономическая политика носит жестко либеральный характер и направлена в целом на продолжение разграбления и уничтожения общества, а не на его созидание и модернизацию.
На Украине же крах государственности и непосредственный, не прикрытый никакими фиговыми листками приход олигархов к власти привел к реализации либеральных рецептов в их классической, убийственной для общества форме.