Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814
Шрифт:
К концу дня Малоярославец, в котором преобладали деревянные постройки, сгорел дотла. В том же пожаре погибли сотни раненых русских и итальянских солдат, которые были не в состоянии спастись от огня. Узкие улочки городка являли собой ужасное зрелище: они были завалены телами, превращенными пехотой в тошнотворную массу из плоти и крови, и заставлены пушками, которые в течение боя то вкатывали, то скатывали по крутым речным склонам. С тактической точки зрения сражение закончилось более или менее вничью. Войска Наполеона удержали сам город, тогда как русские к концу дня заняли прочную позицию чуть южнее города, при этом перекрыв дорогу на Калугу. Понесенные потери также были приблизительно одинаковыми и в общей сложности составили 7 тыс. человек [437] .
437
Лучшее описание сражения см. в кн.: Васильев А.А. Сражение при Малоярославце 12/24 октября 1812 года. Малоярославец, 2002. Данные о 6-м егерском полке см. на С. 6. Ценные вставки
К негодованию большинства генералов М.И. Кутузов на следующий день решил отступить к Калуге. Впоследствии он заявлял, что поступил так потому, что польский корпус князя Ю.А. Понятовского через маленький городок Медынь вел наступление на левый фланг Кутузова, угрожая отрезать его от Калуги. Тем временем после двухдневных колебаний Наполеон сам решил отступить на дорогу, которая вела через Боровск к Можайску и Московско-Смоленской дороге. Он принял это решение, несмотря на то что отступление Кутузова давало ему возможность двинуться по дороге, ведущей от Малоярославца на запад через Медынь к Юхнову и Смоленску. Возможно, он полагал, что будет быстрее и безопаснее пойти по большой дороге, чем искушать судьбу и двинуться вместе с армией и обозом по неведомым проселочным дорогам, кишащим казаками, при этом имея в опасной близости от себя армию Кутузова. Что бы ни подтолкнуло его к этому шагу, но попытка марша на Калугу окончилась катастрофой. Армия съела девятидневный запас провианта и на девять дней приблизилась к зиме, так ничего не добившись, не покинув пределов Московской губернии и по-прежнему находясь на пути к своей базе в Смоленске [438] .
438
Отчет М.И. Кутузова о сражении приводится в его рапорте Александру I от 16 окт. 1812 г. (ст. ст.), к которому прилагался журнал военных операций армии главнокомандующего, см.: М.И. Кутузов. Сб. документов. Т. 4. Ч. 2. С. 128–134.
С отступлением французов из-под Малоярославца начался второй этап осенней кампании. Кутузов был доволен тем, что мог изматывать противника при помощи казаков, полагаясь на природные условия и небрежное отношение французов к своей задаче. Справедливо было бы сказать, что он по-прежнему питал здоровое уважение к храбрости и стремительности французов на поле боя. Даже несмотря на призывы Коновницына и Толя, самых преданных своих подчиненных, русский главнокомандующий не был склонен задействовать пехоту в решающих сражениях, по крайней мере до тех пор, пока противник не оказался бы еще сильнее ослаблен.
Наряду с обоснованными соображениями военного порядка, определенную роль при выборе этой стратегии, возможно, играли политические резоны. В ответ на жалобы сэра Р. Вильсона по поводу отступления после сражения за Малоярославец, Кутузов резко возразил: «Меня не волнуют ваши возражения. Я предпочитаю дать противнику то, вы называете “золотым мостом”, чем получить от него “отчаянный удар”. Кроме того, я повторюсь, сказав вам то, что говорил ранее: я вовсе не уверен в том, что полное уничтожение императора Наполеона и его армии будет столь уж выгодно для остального мира; наследие его империи достанется не России или какой-либо иной континентальной державе, но той, что господствует на море, и чье владычество тогда станет недопустимым» [439] .
439
Wilson R. The French Invasion of Russia. P. 234.
Кутузов не был лично близок с Н.П. Румянцевым, но их взгляды на внешнюю политику и интересы России в некоторой степени совпадали, что и следовало ожидать от представителей русской знати, сформировавшихся в годы правления Екатерины II и принимавших самое активное участие в реализации ее экспансионистских замыслов против турок. Как и Румянцев, Кутузов не был поклонником Англии; однажды он заметил Беннигсену, что не станет переживать, если англичане провалятся ко всем чертям. Сложно сказать, насколько подобные взгляды влияли на стратегию Кутузова осенью и зимой 1812 г. Фельдмаршал был проницательным и уклончивым политиком, редко открывавшим кому-либо свои потаенные мысли. Он точно не стал бы торопиться признавать перед лицом кого-либо из русских, что его стратегия направляется политическими мотивами, поскольку это означало бы затронуть предмет, который касался императора, но никак не кого-либо из военачальников. Вероятно, безопаснее всего было бы предположить, что политические взгляды Кутузова были дополнительной причиной, по которой он предпочитал не рисковать своей армией в попытках пленить Наполеона или уничтожить его армию [440] .
440
Его замечания насчет Англии приводятся в кн.: Троицкий Н.А. Указ. соч. С. 278.
Александру I было известно — не в последнюю очередь от Вильсона — о нежелании Кутузова вступать в столкновение с отступавшим противником. Император потворствовал тому, чтобы англичанин писал ему, используя этого иностранца как дополнительный, «сторонний» источник информации о своих генералах, в то же время используя перехват и дешифровку переписки Вильсона с британским правительством, дабы удостовериться в том, что его английский «агент» не пытается втирать ему очки. Вильсон был одним из тех немногих, кто умолял императора возвратиться в ставку и взять на себя командование.
441
Многие письма Р.Т. Вильсона российскому императору и своим соотечественникам опубликованы в кн.: Дубровин Н.Ф. Отечественная война в письмах современников. Они были изъяты из полицейских досье. Письмо Л.Л. Беннигсена Александру I, в котором он просит вернуться императора в ставку, опубликовано в кн.: Отечественная война 1812 г. Материалы Военноученого архива. Т. 19. СПб., 1912. С. 344–345.
Александр I ответил Мишо следующее: «Все люди честолюбивы; признаюсь откровенно, что и я не менее других честолюбив; вняв теперь одному этому чувству, я сел бы с вами в коляску и отправился в армию. Принимая во внимание невыгодное положение, в которое мы вовлекли неприятеля, отличный дух армии нашей, неисчерпаемые средства империи, приготовленные мною многочисленные запасные войска, распоряжения, посланные мною в Молдавскую армию, — я несомненно уверен, что победа у нас неотъемлема, и что нам остается только, как вы говорите, пожинать лавры. Знаю, что если бы я находился при армии, то вся слава отнеслась бы ко мне, и что я занял бы место в истории; но когда подумаю, как мало я опытен в военном искусстве в сравнении с неприятелем моим, и что, невзирая на добрую волю мою, я могу сделать ошибку, из-за которой прольется драгоценная кровь моих детей, тогда, невзирая на мое честолюбие, я готов охотно пожертвовать моею славою для блага армии» [442] .
442
Шильдер Н.К. Император Александр Первый. Т. 3. С. 124.
В какой-то мере это была поза, что было присуще Александру I. Но и другие обстоятельства имели существенное значение при принятии им решения остаться вне ставки и сохранить командование за М.И. Кутузовым. Одним из этих обстоятельств была невероятная популярность фельдмаршала, которую тот обрел, как только перед русскими забрезжили реальные очертания победы. Но есть достаточные основания полагать, что у Александра I не было уверенности в своих военных способностях — недостаток уверенности преследовал этого чувствительного и гордого человека после пережитого им унижения при Аустерлице. Хотя император больше полагался на способности Л.Л. Беннигсена и разделял его взгляды относительно стратегии, он тем не менее позволил М.И. Кутузову убрать Беннингсена с поста главы ставки, сознавая, что в тех обстоятельствах у него не было иного выбора, кроме как положиться на главнокомандующего; к тому же император не был заинтересован в том, чтобы позволить личной неприязни ослабить высшее командование армии [443] .
443
См., например, замечания Александра I, высказанные им Вильсону в Вильно в декабре 1812 г., или раздражительные высказывания великой княгини Екатерины Павловны по поводу популярности М.И. Кутузова, которой он, по ее мнению, был вовсе недостоин: General Wilson's Journal 1812–1814. P. 95; Переписка императора Александра I… С. 108–109.
Отступление Кутузова после Малоярославца отдалило основные силы его армии от противника, направившегося в сторону Можайска и Московско-Смоленской дороги, на расстояние трехдневного марша. 28 октября А.П. Ермолов рапортовал, что Наполеон отступает столь стремительно, что регулярные части русской армии выбиваются из сил, чтобы поспеть за ним. Прочие сообщения свидетельствовали о том же, уточняя, что такая скорость была губительна для французской армии. Два дня спустя М.И. Платов, командовавший казаками, которые просто роились вокруг колонны неприятельских войск, писал, что «противник отступает так, как не отступала ни одна армия в истории. Он бросает обозы, больных и раненых. Он оставляет за собой ужасные картины: на каждом шагу виднеются умирающие и мертвые люди». Платов добавлял, что казаки не давали врагу вести фуражировку, вследствие чего пища и корм для животных в войсках Наполеона быстро шли на убыль. Равным образом арьергарды противника оказывались не в состоянии длительное время выдерживать атаки русской легкой кавалерии, перемещавшейся вдоль их флангов, и плотный огонь русской конной артиллерии [444] .
444
М.И. Кутузов. Сб. документов. Т. 4. Ч. 2. С. 195–201; Отечественная война 1812 г. Материалы Военно-ученого архива. Т. 19. С. 73,78.
29 октября ставка Наполеона находилась в Гжатске, располагавшемся на большой дороге в 230 км от Смоленска. Выйдя на Московско-Смоленскую дорогу в Можайске, наполеоновская армия прошла мимо Бородинского поля и Колоцкой обители, которая ранее была превращена в госпиталь. Здесь оставались многие сотни раненых, которые должны были эвакуировать задолго до подхода армии. Вместо этого Наполеон попытался погрузить их на повозки своего багажного обоза, многие возницы которого при первом удобном случае сбрасывали их в придорожные канавы [445] .
445
Austen Р.В. 1812: Napoleon's Invasion of Russia. London, 2000. P. 47.