Россiя въ концлагере
Шрифт:
Приходитъ на эту станцiю секретарь партiйнаго комитета вольнаго медгорскаго района, такъ сказать, мeстный предводитель дворянства. Приходитъ сюда, чтобы хоть бочкомъ прикоснуться къ великимъ мiра сего, и долго думаетъ: слeдуетъ ли ему рискнуть на рюмку водки или благоразумнeе будетъ ограничиться кружкой пива. Всe эти Радецкiе, Якименки, Корзуны и прочiе -"центральные", т.е. командированные сюда Москвой -- работники, сытые и увeренные -- такъ сказать, чекистскiе бароны и князья. Онъ -провинцiальный, захолустный секретаришка, которому здeсь, въ районe лагеря, и дeлать-то что --
А я, такъ сказать, отрепье соцiалистической общественности, хожу по станцiи въ однихъ трусахъ, и Якименко дружественно пожимаетъ мнe руку, плюхается рядомъ со мной на песокъ, и мы ведемъ съ нимъ разные разговоры: я обучаю Якименку плаванью, снабжаю его туристскими совeтами, со мной вообще есть о чемъ говорить, и у меня -- блатъ у Успенскаго. Предводитель дворянства чувствуетъ, что его какъ-то, неизвeстно какъ, обставили всe: и я -- контръ-революцiонеръ, и Якименко -- "революцiонеръ", и еще многiе люди. А зарeжутъ его какiе-нибудь "кулаки" гдe-нибудь на переeздe изъ глухой карельской деревни въ другую -- и его наслeдникъ по партiйному посту выкинетъ его семью изъ квартиры въ двадцать четыре часа. {365}
Въ одинъ изъ такихъ жаркихъ iюньскихъ дней лежу я на деревянной пристани динамовской станцiи, грeюсь на солнышкe и читаю Лонгфелло -- въ англiйскомъ изданiи. Исторiя же съ этой книгой достаточно поучительна и нелeпа, чтобы не разсказать о ней.
Управленiе ББК имeло прекрасную библiотеку -- исключительно для администрацiи и для заключенныхъ перваго лагпункта. Библiотека была значительно лучше крупнeйшихъ профсоюзныхъ библiотекъ Москвы: во-первыхъ, книгъ тамъ не растаскивали, во-вторыхъ, книгъ отсюда не изымали, и тамъ были изданiя, которыя по Москвe ходятъ только подпольно -- вродe Сельвинскаго -и, наконецъ, библiотека очень хорошо снабжалась иностранной технической литературой и журналами, изъ которыхъ кое-что можно было почерпнуть изъ заграничной жизни вообще. Я попросилъ мнe выписать изъ Лондона Лонгфелло...
Для того, чтобы московскiй профессоръ могъ выписать изъ заграницы необходимый ему научный трудъ, ему нужно пройти черезъ пятьдесятъ пять мытарствъ и съ очень невеликими шансами на успeхъ: нeтъ валюты. Здeсь же -ГПУ. Деньги -- ГПУ-скiя. Распорядитель этимъ деньгамъ -- Успенскiй. У меня съ Успенскимъ -- блатъ.
Итакъ, лежу и читаю Лонгфелло. Юра околачивается гдe-то въ водe, въ полуверстe отъ берега. Слышу голосъ Успенскаго:
– - Просвeщаетесь?
Переворачиваюсь на бокъ. Стоитъ Успенскiй, одeтый, какъ всегда, по лагерному: грязноватые красноармейскiе штаны, разстегнутый воротъ рубахи: "Ну, и жара"...
– - А вы раздeвайтесь.
Успенскiй сeлъ, стянулъ съ себя сапоги и все прочее. Два его тeлохранителя шатались по берегу и дeлали видъ, что они тутъ не при чемъ. Успенскiй похлопалъ себя по впалому животу и сказалъ:
– -
Я посовeтовалъ ему мертвый часъ послe обeда.
– - Какой тутъ къ чорту мертвый часъ -- передохнуть и то некогда!.. А вы и англiйскiй знаете?
– - Знаю.
– - Вотъ буржуй.
– - Не безъ того...
– - Ну, и жара...
Юра пересталъ околачиваться и плылъ къ берегу классическимъ кроулемъ -онъ этимъ кроулемъ покрывалъ стометровку приблизительно въ рекордное для Россiи время. Успенскiй приподнялся:
– - Ну, и плыветъ же, сукинъ сынъ... Кто это?
– - А это мой сынъ.
– - Ага. А вашего брата я въ Соловкахъ зналъ -- ну и медвeдь...
Юра съ полнаго хода схватился за край мостика и съ этакой спортивной элегантностью вскочилъ наверхъ. Съ копны его {366} волосъ текла вода, и вообще безъ очковъ онъ видeлъ не очень много.
– - Плаваете вы, такъ сказать, большевицкими темпами, -- сказалъ Успенскiй.
Юра покосился на неизвeстное ему голое тeло.
– - Да, такъ сказать, спецiализацiя...
– - Это приблизительно скорость всесоюзнаго рекорда, -- пояснилъ я.
– - Всерьезъ?
– - Сами видали.
– - А вы въ спартакiадe участвуете?
– - спросилъ Успенскiй Юру.
– - Коронный номеръ, -- нeсколько невпопадъ отвeтилъ я.
– - Короннымъ номеромъ будетъ профессоръ X., -- сказалъ Юра.
Успенскiй недовольно покосился на меня -- какъ это я не умeю держать языка за зубами.
– - Юра абсолютно въ курсe дeла. Мой ближайшiй помъ. А въ Москвe онъ работалъ въ кино помощникомъ режиссера Ромма. Будетъ организовывать кинооформленiе спартакiады.
– - Такъ васъ зовутъ Юрой? Ну что-жъ, давайте познакомимся. Моя фамилiя Успенскiй.
– - Очень прiятно, -- осклабился Юра.
– - Я знаю, вы начальникъ лагеря, я о васъ много слышалъ.
– - Что вы говорите?
– - иронически удивился Успенскiй.
Юра выжалъ свои волосы, надeлъ очки и усeлся рядомъ въ позe, указывавшей на полную непринужденность.
– - Вы, вeроятно, знаете, что я учусь въ техникумe?
– - Н-да... знаю, -- столь же иронически сказалъ Успенскiй.
– - Техникумъ, конечно, халтурный. Тамъ, вы знаете, одни урки сидятъ. Очень романтическiй народъ. Въ общемъ тамъ по вашему адресу написаны цeлыя баллады. То-есть не записаны, а такъ, сочинены. Записываю ихъ я.
– - Вы говорите, цeлыя баллады?
– - И баллады, и поэмы, и частушки -- все, что хотите.
– - Очень интересно, -- сказалъ Успенскiй.
– - Такъ они у васъ записаны? Можете вы ихъ мнe прочесть?
– - Могу. Только они у меня въ баракe.
– - И на какого чорта вы живете въ баракe?
– - повернулся ко мнe Успенскiй, -- я же предлагалъ вамъ перебраться въ общежитiе Вохра.
Общежитiе Вохра меня ни въ какой степени не устраивало.
– - Я думаю на Вичку перебраться.
– - А вы наизусть ничего изъ этихъ балладъ не помните?
Юра кое-что продекламировалъ: частушки -- почти непереводимыя на обычный русскiй языкъ и непечатныя абсолютно.
– - Да, способные тамъ люди есть, -- сказалъ Успенскiй.
– - А поразстрeливать придется почти всeхъ, ничего не подeлаешь.