Россiя въ концлагере

Солоневич Иван Лукьянович

Недeли черезъ двe послe этого разговора меня при входe на Вичку встрeтилъ весьма разстроенный Хлeбниковъ.

– - Кореневскаго изъяли. Самъ онъ куда-то исчезъ, утромъ пришли оперативники и забрали его вещи...

– - Такъ, -- сказалъ я, -- доигрался...

Хлeбниковъ посмотрeлъ на меня ожидающимъ взоромъ.

– - Давайте сядемъ... Какой-то планъ нужно выработать.

– - Какой тутъ можетъ быть планъ, -- сказалъ я раздраженно.
– Предупреждали парня...

– - Да, я знаю... Это, конечно, утeшенiе, -- Хлeбниковъ насмeшливо передернулъ плечами, -- мы, дескать, говорили, не слушалъ -- твое дeло. Чортъ съ нимъ, съ утeшенiемъ... Постойте, кажется, кто-то идетъ...

Мы

помолчали. Мимо прошли какiе-то вичкинскiе лагерники и оглядeли насъ завистливо-недружелюбными взглядами -- вичкинскiе бифштексы на фонe сосeднихъ "паекъ" -- широкихъ симпатiй лагерной массы не вызывали. За лагерниками показалась монументальная фигура Фомко, вооруженнаго удочками. Фомко подошелъ къ намъ:

– - Насчетъ Кореневскаго уже знаете?

– - Идемъ въ сторонку, -- сказалъ Хлeбниковъ.

Отошли въ сторонку и усeлись. {373}

– - Видите-ли, И. Л., -- сказалъ Хлeбниковъ, -- и, конечно, понимаю, что у васъ никакихъ симпатiй къ соцiализму нeтъ, -- а Кореневскаго все-таки надо выручить.

Я только пожалъ плечами -- какъ его выручишь?

– - Попробуйте подъeхать къ начальнику третьей части -- я знаю, вы съ нимъ, такъ сказать, интимно знакомы...
– - Хлeбниковъ посмотрeлъ на меня не безъ иронiи.
– - А то, можетъ быть, и къ самому Успенскому?

Фомко смотрeлъ мрачно:

– - Тутъ, товарищъ Хлeбниковъ, не такъ просто... Вотъ такiе тихенькiе, какъ этотъ Кореневскiй, -- дай ему власть -- такъ онъ почище Успенскаго людей рeзать будетъ... Пролетарiемъ, сукинъ сынъ, задeлался... Онъ еще мнe насчетъ пролетарiата будетъ говорить... Нeтъ, если большевики меньшевиковъ вырeжутъ -- ихнее дeло, намъ туда соваться нечего: одна стерва другую загрызетъ....

Хлeбниковъ посмотрeлъ на Фомко холодно и твердо.

– - Дурацкiе разговоры. Во первыхъ, Кореневскiй -- нашъ товарищь...

– - Если вашъ, такъ вы съ нимъ и цeлуйтесь. Намъ такихъ товарищей не надо. "Товарищами" -- и такъ сыты...

– - ... А во вторыхъ, -- такъ же холодно продолжалъ Хлeбниковъ, не обращая вниманiя на реплику Фомко, -- во вторыхъ -- онъ противъ сталинскаго режима -- слeдовательно намъ съ нимъ пока по дорогe. А кого тамъ придется вeшать послe Сталина, это будетъ видно. И еще: Кореневскiй единственный сынъ у отца... Если вы, И. Л., можете выручить, вы это должны сдeлать.

– - Я, можетъ, тоже единственный сынъ, -- сказалъ Фомко.
– - Сколько этихъ сыновей ваши соцiалисты на тотъ свeтъ отправили. А впрочемъ, ваше дeло, хотите -- выручайте... А вотъ стукачей намъ отсюдова вывести нужно...

Фомко и Хлeбниковъ обмeнялись понимающими взглядами.

– - М-да, -- неопредeленно сказалъ Хлeбниковъ...

Помолчали.

– - Наши ребята очень взволнованы арестомъ Кореневскаго, хорошiй былъ, въ сущности, парень.

– - Парень ничего, -- нeсколько мягче сказалъ Фомко.

Я не видалъ рeшительно никакихъ возможностей помочь Кореневскому. Идти къ Подмоклому? Что ему сказать? Меньшевицкая агитацiя Кореневскаго было поставлена такъ по мальчишески, что о ней всe знали -- удивительно, какъ Кореневскiй не сeлъ раньше... При случаe можно попытаться поговорить съ Успенскимъ, но это только въ томъ случаe, если онъ меня вызоветъ: идти къ нему спецiально съ этой цeлью, значило обречь эту попытку на безусловный провалъ. Но Хлeбниковъ смотрeлъ на меня въ упоръ, смотрeлъ, такъ сказать, прямо мнe въ совeсть, и въ его взглядe былъ намекъ на то, что, если ужъ я пьянствую съ Подмоклымъ, то я морально обязанъ какъ-то и чeмъ-то компенсировать паденiе свое.

Въ тотъ же вечеръ въ Динамо я и попытался представить Подмоклому всю эту исторiю въ весьма юмористическомъ видe. {374} Подмоклый

смотрeлъ на меня пьяными и хитрыми глазами и только подсмeивался. Я сказалъ, что эта исторiя съ арестомъ вообще глупо сдeлана: только что я ввелъ на Вичку двухъ, явно подозрительныхъ для окружающихъ, "троцкистовъ" -- и вотъ уже арестъ... Столковались на такихъ условiяхъ: Подмоклый выпускаетъ Кореневскаго, я же обязуюсь принять на Вичку еще одного сексота.

– - А знаете, кого?
– - съ пьянымъ торжествомъ сказалъ мнe Подмоклый.

– - А мнe все равно.

– - Ой-ли? Профессора У.

У меня глаза на лобъ полeзли. Профессоръ У.
– - человeкъ съ почти мiровымъ именемъ. И онъ сексотъ? И моя Вичка превращается изъ курорта въ западню? И моя халтура превращается въ трагедiю? И, главное, какъ будто ничего не подeлаешь.

Но профессоръ У. на Вичку не попалъ, а Кореневскаго выручить такъ и не удалось. Рыбачья бригада, ставившая сeти на озерe, при впаденiи въ него рeки Вички, вытащила трупъ одного изъ "троцкистовъ". Ноги трупа запутались въ крeпкой лескe отъ удочки, тeло было измолото вичкинскими водопадами: удилъ, значитъ, парень рыбу, какъ-то оступился въ водопады -- и поминай, какъ звали.

На этотъ разъ Подмоклый вызвалъ меня въ оффицiальномъ порядкe и сказалъ мнe:

– - Итакъ, гражданинъ Солоневичъ, будьте добры отвeтить мнe.

Произошла нeкоторая перепалка. Бояться Подмоклаго со всей его третьей частью у меня не было никакихъ основанiй. До проведенiя спартакiады я былъ забронированъ отъ всякихъ покушенiй съ чьей бы то ни было стороны. Поэтому, когда Подмоклый попробовалъ повысить тонъ, я ему сказалъ, чтобы онъ дурака не валялъ, а то я пойду и доложу Успенскому, что сексотовъ всадили на Вичку по дурацки, что я объ этомъ его, Подмоклаго, предупреждалъ, что онъ, Подмоклый, самъ мнe сказалъ: "этого товара намъ не жалко", и что я ему, Подмоклому, категорически предлагаю моей работы не разваливать: всякому понятно, что энтузiастовъ соцiалистическаго строительства на Вичкe нeтъ и быть не можетъ, что тамъ сидятъ контръ-революцiонеры (не даромъ же ихъ посадили) и что, если третья часть начнетъ арестовывать моихъ людей, я пойду къ Успенскому и скажу, что проведенiе спартакiады онъ, Подмоклый, ставитъ подъ угрозу.

– - Ну, и чего вы взъерепенились, -- сказалъ Подмоклый.
– - Я съ вами, какъ съ человeкомъ, разговариваю.

Инцидентъ былъ исчерпанъ. Виновниковъ гибели "троцкиста" разыскивать такъ и не стали. Этого "товара" у третьей части, дeйствительно, было много. Но и Кореневскаго выручить не удалось. Оставшiйся "троцкистъ" былъ въ тотъ же день изъятъ изъ Вички и куда-то отосланъ. Но я чувствовалъ, что послe спартакiады или, точнeе, послe моего побeга Подмоклый постарается кое съ кeмъ раздeлаться. Я снова почувствовалъ одинъ изъ самыхъ отвратительныхъ, самыхъ идiотскихъ тупиковъ совeтской {375} жизни: что бы ни организовывать -- самое безпартiйное, самое аполитичное -- туда сейчасъ же проползетъ ГПУ и устроитъ тамъ западню. Передъ самымъ побeгомъ мнe пришлось кое-кого изъ моихъ физкультурниковъ изъять изъ Вички и отправить въ качествe инструкторовъ въ другiя отдeленiя, подальше отъ глазъ медгорской третьей части. Впрочемъ, дня за три до побeга Подмоклый, подмочившись окончательно, сталъ стрeлять въ корридорe общежитiя ГПУ -- и куда-то исчезъ. Что съ нимъ сдeлалось, я такъ и не узналъ. Въ этомъ есть какое-то воздаянiе. Изъ ГПУ-скихъ палачей немногiе выживаютъ. Остатки человeческой совeсти они глушатъ алкоголемъ, морфiемъ, кокаиномъ, и ГПУ-ская машина потомъ выбрасываетъ ихъ на свалку, а то и на тотъ свeтъ... Туда же, видимо, былъ выброшенъ и товарищъ Подмоклый...