Россiя въ концлагере
Шрифт:
– - А ты ему, Любикъ, тоже вeдь далъ?
– - Я ему какъ далъ... а онъ мнe... и я его еще... у-у-у...
Вопросъ еще болeе дeловой:
– - А ты ему какъ -- правой рукой или лeвой?
Тема была перенесена въ область чистой техники, и для эмоцiй мeста не оставалось. Любикъ отстранилъ материнскiй платокъ, вытиравшiй его оскорбленную физiономiю, и въ его глазенкахъ, сквозь еще не высохшiя слезы, мелькнуло любопытство.
– - А какъ это -- лeвой?
Я показалъ. Любикъ съ весьма дeловымъ видомъ, выкарабкался изъ материнскихъ объятiй: разговоръ зашелъ о дeлe, и тутъ ужъ было не до слезъ и не до сантиментовъ.
– - Дядя, а ты меня научишь? {220}
– - Обязательно
Между мною и Любикомъ былъ, такимъ образомъ, заключенъ "пактъ технической помощи". Любикъ вцeпился въ мою руку, и мы зашагали. Надежда Константиновна горько жаловалась на безпризорность Любика -- сама она сутками не выходила изъ ликвидкома, и Любикъ болтался, Богъ его знаетъ -гдe, и eлъ, Богъ его знаетъ -- что. Любикъ прерывалъ ее всякими дeловыми вопросами, относящимися къ области потасовочной техники. Черезъ весьма короткое время Любикъ, сообразивъ, что столь исключительное стеченiе обстоятельствъ должно быть использовано на всe сто процентовъ, сталъ усиленно подхрамывать и, въ результатe этой дипломатической акцiи, не безъ удовлетворенiя умeстился на моемъ плечe. Мы подымались въ гору. Стало жарко. Я снялъ шапку. Любикины пальчики стали тщательно изслeдовать мой черепъ.
– - Дядя, а почему у тебя волосовъ мало?
– - Вылeзли, Любикъ.
– - А куда они вылeзли?
– - Такъ, совсeмъ вылeзли.
– - Какъ совсeмъ? Совсeмъ изъ лагеря?
Лагерь для Любика былъ всeмъ мiромъ. Разваливающiяся избы, голодающiе карельскiе ребятишки, вшивая и голодная рвань заключенныхъ, бараки, вохръ, стрeльба -- это былъ весь мiръ, извeстный Любику. Можетъ быть, по вечерамъ въ своей кроваткe онъ слышалъ сказки, которыя ему разсказывала мать: сказки о мiрe безъ заключенныхъ, безъ колючей проволоки, безъ оборванныхъ толпъ, ведомыхъ вохровскими конвоирами куда-нибудь на БАМ. Впрочемъ -- было ли у Надежды Константиновны время для сказокъ?
Мы вошли въ огромную комнату карельской избы. Комната была такъ же нелeпа и пуста, какъ и наша. Но какiя-то открытки, тряпочки, бумажки, салфеточки -- и кто его знаетъ, что еще, придавали ей тотъ жилой видъ, который мужскимъ рукамъ, видимо, совсeмъ не подъ силу. Надежда Константиновна оставила Любика на моемъ попеченiи и побeжала къ хозяйкe избы. Отъ хозяйки она вернулась съ еще однимъ потомкомъ -- потомку было года три. Сердобольная старушка-хозяйка присматривала за нимъ во время служебной дeятельности Надежды Константиновны.
– - Не уходите, И. Л., я васъ супомъ угощу.
Надежда Константиновна, какъ вольнонаемная работница лагеря, находилась на службe ГПУ и получала чекистскiй паекъ -- не первой и не второй категорiи -- но все-же чекистской. Это давало ей возможность кормить свою семью и жить, не голодая. Она начала хлопотать у огромной русской печи, я помогъ ей нарубить дровъ, на огонь былъ водруженъ какой-то горшокъ. Хлопоча и суетясь, Надежда Константиновна все время оживленно болтала, и я, не безъ нeкоторой зависти, отмeчалъ тотъ запасъ жизненной энергiи, цeпкости и бодрости, который такъ много русскихъ женщинъ проносить сквозь весь кровавый кабакъ революцiи... Какъ-никакъ, а прошлое у Надежды Константиновны было невеселое. Вотъ мнe сейчасъ все-таки уютно у этого, пусть временнаго, пусть очень хлибкаго, но все же человeческаго очага, даже мнe, постороннему человeку, становится какъ-то теплeе на {221} душe. Но вeдь не можетъ же Надежда Константиновна не понимать, что этотъ очагъ -- домъ на пескe. Подуютъ какiе-нибудь видемановскiе или бамовскiе вeтры, устремятся на домъ сей -- и не останется отъ этого гнeзда ни одной пушинки.
Пришелъ Андрей Ивановичъ, -- какъ всегда, горько равнодушный. Взялъ на руки своего потомка и
– - Ахъ, пожалуйста, не говори этого, Андрюша, -- прервала его Надежда Константиновна, -- ну, конечно, останемся здeсь... Все-таки, хоть какъ-нибудь, да устроились. Нужно остаться.
Андрей Ивановичъ пожалъ плечами.
– - Надюша, мы вeдь въ совeтской странe и въ совeтскомъ лагерe. О какомъ устройствe можно говорить всерьезъ?
Я не удержался и кольнулъ Андрея Ивановича: ужъ ему-то, столько силъ положившему на созданiе совeтской страны и совeтскаго лагеря, и на страну и на лагерь плакаться не слeдовало бы. Ужъ кому кому, а ему никакъ не мeшаетъ попробовать, что такое коммунистическiй концентрацiонный лагерь.
– - Вы почти правы, -- съ прежнимъ горькимъ равнодушiемъ сказалъ Андрей Ивановичъ.
– - Почти. Потому что и въ лагерe нашего брата нужно каждый выходной день нещадно пороть. Пороть и приговаривать: не дeлай, сукинъ сынъ, революцiи, не дeлай, сукинъ сынъ, революцiи...
Финалъ этого семейнаго уюта наступилъ скорeе, чeмъ я ожидалъ. Какъ-то поздно вечеромъ въ комнату нашего секретарiата, гдe сидeли только мы съ Юрой, вошла Надежда Константиновна. Въ рукахъ у нея была какая-то бумажка. Надежда Константиновна для чего-то уставилась въ телефонный аппаратъ, потомъ -- въ расписанiе поeздовъ, потомъ протянула мнe эту бумажку. Въ бумажкe стояло:
"Запeвскаго, Андрея Ивановича, немедленно подъ конвоемъ доставить въ Повeнецкое отдeленiе ББК".
Что я могъ сказать?
Надежда Константиновна смотрeла на меня въ упоръ, и въ лицe ея была судорожная мимика женщины, которая собираетъ свои послeднiя силы, чтобы остановиться на порогe истерики. Силъ не хватило. Надежда Константиновна рухнула на стулъ, уткнула голову въ колeни и зарыдала глухими, тяжелыми рыданiями -- такъ, чтобы въ сосeдней комнатe не было слышно. Что я могъ ей сказать? Я вспомнилъ владeтельную лапу Видемана... Зачeмъ ему, Видеману, этотъ лeсоводъ изъ старой гвардiи? Записочка кому-то въ Медгору -- и товарищъ Запeвскiй вылетаетъ чортъ его знаетъ куда, даже и безъ его, Видемана, видимаго участiя, -- и онъ, Видеманъ, остается полнымъ хозяиномъ. Надежду Константиновну онъ никуда не пуститъ въ порядкe {222} ГПУ-ской дисциплины, Андрей Ивановичъ будетъ гнить гдe-нибудь на Лeсной Рeчкe въ порядкe лагерной дисциплины. Товарищъ Видеманъ кому-то изъ своихъ корешковъ намекнетъ на то, что этого лeсовода никуда выпускать не слeдуетъ, и корешокъ, въ чаянiи отвeтной услуги отъ Видемана, постарается Андрея Ивановича "сгноить на корню".
Я на мгновенiе попытался представить себe психологiю и переживанiя Андрея Ивановича. Ну, вотъ, мы съ Юрой -- тоже въ лагерe. Но у насъ все это такъ просто: мы просто въ плeну у обезьянъ. А Андрей Ивановичъ? Развe, сидя въ тюрьмахъ царскаго режима и плетя паутину будущей революцiи, -- развe о такой жизни мечталъ онъ для человeчества и для себя? Развe для этого шелъ онъ въ ученики Ленину?
Юра подбeжалъ къ Надеждe Константиновнe и сталъ ее утeшать -- неуклюже, нелeпо, неумeло, -- но какимъ-то таинственнымъ образомъ это утeшенiе подeйствовало на Надежду Константиновну. Она схватила Юрину руку, какъ бы въ этой рукe, рукe юноши-каторжника, ища какой-то поддержки, и продолжала рыдать, но не такъ ужъ безнадежно, хотя -- какая надежда оставалась ей?