Россiя въ концлагере
Шрифт:
Фантастически глупо все это...
– - Какъ вы попали сюда?
– - спрашиваю я этого мужика.
– - За кулачество...
– - Нeтъ, вотъ на этотъ лагпунктъ?..
– - Да, вотъ, аммоналка покалeчила...
Мужикъ протягиваетъ свою искалeченную лeвую руку. Теперь -- все понятно...
На постройкe канала людей пропускали черезъ трехъ-пятидневные курсы подрывниковъ и бросали на работу. Этого требовали "большевицкiе темпы". Люди сотнями взрывали самихъ себя, тысячами взрывали другихъ, калeчились, попадали въ госпиталь, потомъ въ "слабосилку" съ ея фунтомъ хлeба въ день...
А могла ли вотъ такая чудовищная машина поддержать всю свою восьмипудовую массу однимъ фунтомъ хлeба въ день! И вотъ --
Ему нужно было пудовъ пять хлeба, чтобы нарастить хотя бы половину своихъ прежнихъ мышцъ на мeстe теперешнихъ впадинъ, -- но этихъ пяти пудовъ взять было неоткуда. Они были утопiей. Пожалуй, утопiей была и мысль спасти этого гиганта отъ гибели, которая уже проступала въ его заострившихся чертахъ лица, въ глубоко запавшихъ, спрятанныхъ подъ мохнатыми бровями глазахъ...
___
Вотъ группа дагестанскихъ горцевъ. Они еще не такъ раздeты, какъ остальные, и мнe удается полностью отстоять ихъ {229} одeянiе. Но какая въ этомъ польза? Все равно ихъ въ полгода-годъ съeдятъ, если не голодъ, то климатъ, туберкулезъ, цынга... Для этихъ людей, выросшихъ въ залитыхъ солнцемъ безводныхъ дагестанскихъ горахъ, ссылка сюда, въ тундру, въ болото, въ туманы, въ полярную ночь -- это просто смертная казнь въ разсрочку. И эти -- только на половину живы. Эти -- уже обречены, и ничeмъ, рeшительно ничeмъ, я имъ не могу помочь... Вотъ эта-то невозможность ничeмъ, рeшительно ничeмъ, помочь -- одна изъ очень жестокихъ сторонъ совeтской жизни. Даже когда самъ находишься въ положенiи, не требующемъ посторонней помощи...
По мeрe того, какъ растетъ куча отобраннаго тряпья въ моемъ углу -растетъ и куча уже обысканныхъ заключенныхъ. Они валяются вповалку на полу, на этомъ самомъ тряпьe, и вызываютъ тошную ассоцiацiю червей на навозной кучe. Какiе-то облeзлые урки подползаютъ ко мнe и шепоткомъ -- чтобы не слышали оперативники -- выклянчиваютъ на собачью ножку махорки. Одинъ изъ урокъ, наряженный только въ кольсоны -- очень рваныя, сгребаетъ съ себя вшей и методически кидаетъ ихъ поджариваться на раскаленную жесть печурки. Вообще -- урки держатъ себя относительно независимо -- они хорохорятся и будутъ хорохориться до послeдняго своего часа. Крестьяне сидятъ, растерянные и пришибленные, вспоминая, вeроятно, свои семьи, раскиданныя по всeмъ отдаленнымъ мeстамъ великаго отечества трудящихся, свои заброшенныя поля и навсегда покинутыя деревни... Да, мужичкамъ будетъ чeмъ вспомнить "побeду трудящихся классовъ"....
Уже передъ самымъ концомъ инвентаризацiи передъ моимъ столомъ предсталъ какой-то старичекъ, лeтъ шестидесяти, совсeмъ сeдой и дряхлый. Трясущимися отъ слабости руками онъ началъ разстегивать свою рвань.
Въ спискe стояло:
Авдeевъ, А. С. Преподаватель математики. 42 года...
Сорокъ два года... На годъ моложе меня... А передо мною стоялъ старикъ, совсeмъ старикъ...
– - Ваше фамилiя Авдeевъ?..
– - Да, да. Авдeевъ, Авдeевъ, -- заморгалъ онъ, какъ-то суетливо, продолжая разстегиваться... Стало невыразимо, до предeла противно... Вотъ мы -- два культурныхъ человeка... И этотъ старикъ стоитъ передо мною, разстегиваетъ свои послeднiя кольсоны и боится, чтобы ихъ у него не отобрали, чтобы я ихъ не отобралъ... О, чортъ!..
Къ концу этой подлой инвентаризацiи я уже нeсколько укротилъ оперативниковъ. Они еще слегка рычали, но не такъ рьяно кидались выворачивать людей наизнанку, а при достаточно выразительномъ взглядe -- и не выворачивали вовсе: и собачья натаска имeетъ свои преимущества. И поэтому я имeлъ возможность сказать Авдeеву:
– - Не надо... Забирайте свои вещи и идите...
Онъ, дрожа и оглядываясь, собралъ свое тряпье и исчезъ на нарахъ... {230}
Инвентаризацiя кончалась... Отъ этихъ страшныхъ лицъ, отъ жуткаго тряпья, отъ вшей,
Когда въ кабинкe УРЧ подводились итоги инвентаризацiи, начальникъ лагпункта попытался -- и въ весьма грубой формe -- сдeлать мнe выговоръ за то, что по моему бараку было отобрано рекордно малое количество борохла. Начальнику лагпункта я отвeтилъ не такъ, можетъ быть, грубо, но подчеркнуто, хлещуще рeзко. На начальника лагпункта мнe было наплевать съ самаго высокаго дерева его лeсосeки. Это уже были не дни Погры, когда я былъ еще дезорiентированнымъ или, точнeе, еще не съорiентировавшимся новичкомъ и когда каждая сволочь могла ступать мнe на мозоли, а то и на горло... Теперь я былъ членомъ фактически почти правящей верхушки технической интеллигенцiи, частицей силы, которая этого начальника со всeми его совeтскими заслугами и со всeмъ его совeтскимъ активомъ могла слопать въ два счета -- такъ, что не осталось бы ни пуха, ни пера... Достаточно было взяться за его арматурные списки... И онъ это понялъ. Онъ не то, чтобы извинился, а какъ-то поперхнулся, смякъ и даже далъ мнe до Подпорожья какую-то полудохлую кобылу, которая кое-какъ доволокла меня домой. Но вернуться назадъ кобыла уже была не въ состоянiи...
ПРОФЕССОРЪ АВДEЕВЪ
Въ "штабe" свирьлаговскаго отдeленiя подобралась группа интеллигенцiи, которая отдавала себe совершенно ясный отчетъ въ схемe совeтскаго житiя вообще и лагернаго -- въ частности. Для пониманiя этой схемы лагерь служить великолeпнымъ пособiемъ, излeчивающимъ самыхъ закоренeлыхъ совeтскихъ энтузiастовъ.
Я вспоминаю одного изъ такихъ энтузiастовъ -- небезызвeстнаго фельетониста "Извeстiй", Гарри. Онъ по какой-то опечаткe ГПУ попалъ въ Соловки и проторчалъ тамъ годъ. Потомъ эта опечатка была какъ-то исправлена, и Гарри, судорожно шагая изъ угла въ уголъ московской комнатушки, разсказывалъ чудовищныя вещи о великомъ соловецкомъ истребленiи людей и истерически повторялъ:
– - Нeтъ, но зачeмъ мнe показали все это?.. Зачeмъ мнe дали возможность видeть все это?.. Вeдь я когда-то вeрилъ...
Грeшный человeкъ -- я не очень вeрилъ Гарри. Я не очень вeрилъ даже своему брату, который разсказывалъ о томъ же великомъ истребленiи, и о которомъ вeдь я твердо зналъ, что онъ вообще не вретъ... Казалось естественнымъ извeстное художественное преувеличенiе, нeкоторая сгущенность красокъ, вызванная всeмъ пережитымъ... И -- больше всего -- есть вещи, въ которыя не хочетъ вeрить человeческая бiологiя, не хочетъ вeрить человeческое нутро... Если повeрить, -- ужъ очень какъ-то {231} невесело будетъ смотрeть на Божiй мiръ, въ которомъ возможны такiя вещи... Гарри, впрочемъ, снова пишетъ въ "Извeстiяхъ" -- что ему остается дeлать?..
Группа интеллигенцiи, засeдавшая въ штабe Свирьлага, тоже "видeла все это", видeла всe способы истребительно-эксплоатацiонной системы лагерей, и у нея не оставалось ни иллюзiй о совeтскомъ раe, ни возможности изъ него выбраться. И у нея была очень простая "политическая платформа": въ этой гигантской мясорубкe сохранить, во-первыхъ, свою собственную жизнь и, во-вторыхъ, -- жизнь своихъ ближнихъ. Для этого нужно было дeйствовать спаянно, толково и осторожно.
Она жила хуже администрацiи совeтскаго актива, ибо, если и воровала, то только въ предeлахъ самаго необходимаго, а не на пропой души. Жила она въ баракахъ, а не въ кабинкахъ. Въ лучшемъ случаe -- въ случайныхъ общежитiяхъ. Въ производственномъ отношенiи у нея была весьма ясная установка: добиваться наилучшихъ цифровыхъ показателей и наибольшаго количества хлeба. "Цифровые показатели" расхлебывалъ потомъ Сeвзаплeсъ и прочiе "лeсы", а хлeбъ -иногда удавалось урывать, а иногда -- и не удавалось...