Россия в Первой Мировой. Великая забытая война
Шрифт:
В общем, нужно иметь в виду, что милиционная система может быть осуществлена в полной мере лишь при весьма популярном правительстве, так как иначе опасно будет вооружать народные массы. Энгельс говорит, что «только коммунистически организованное и воспитанное общество может приблизиться к милиционной системе, да и то не сразу».
В заключение следует сказать, что прогресс техники, вызвавший столь глубокие изменения в военном искусстве и в устройстве армий, не только не остановился с окончанием мировой войны, а, наоборот, еще ускорился. Созданное войной колоссальное умственное и материальное напряжение дало как бы толчок в указанном направлении, и после Версальского мира в предвидении будущего боевого столкновения наука лихорадочно работает над изобретением новых, еще более действительных средств истребления человечества. Хотя каждое государство старается, насколько возможно, скрыть свои достижения в этой области, приберегая их в виде внезапного сюрприза для грядущей войны, но и проникающих в печать отрывочных сведений уже достаточно, чтобы судить о том, насколько ушла вперед военная техника. ( См. III.
Какое же устройство получат вооруженные силы в будущем?
Нам кажется, что существующие массовые армии не соответствуют условиям нарождающейся обстановки. В каждом предприятии по мере усовершенствования машин число рабочих постепенно уменьшается, но зато качество их повышается. То же самое должно произойти и в военном деле. Правильная эксплуатация сложных и разнообразных боевых машин возможна лишь при интеллигентном, хорошо обученном и самостоятельном солдате. Кроме того, при потрясающей обстановке современного боя этот солдат должен обладать исключительным мужеством и железными нервами.
Очевидно, такими высокими свойствами не может отличаться вся миллионная масса граждан, призываемых по общеобязательной воинской повинности, а потому в будущем военное искусство снова потребует перехода к небольшой, но зато отборной армии, тщательно организованной для наиболее рационального использования всех усовершенствований современной техники. Остальная, гораздо большая часть военнообязанных, не вошедшая в состав действующей армии, останется в тылу и будет работать в различных областях военной промышленности. При колоссальном количестве расходуемых в настоящее время на театре войны разных материалов, люди, создающие средства для борьбы, не менее нужны, чем те, которые сражаются на фронте. С уменьшением численности действующих армий они снова приобретут утраченные ими подвижность, гибкость и удобоуправляемость, вследствие чего исчезнет то огрубение военного искусства, которое, как было разобрано выше, составляет одну из характерных черт совершающейся на наших глазах эволюции.
Литература:
Журналы: «Revue militaire francaise», «Revue milit. g'en'erale», «Revue d’Infanterie», «Revue d’artillerie», «Revue de cavalerie», «Revue de genie», «L’arm'ee et democratie». газета — «La France militaire»; журн.: «Milit"ar-Wochenblatt», «Artiller. Monatshefte», «Wissen und Wehr»; Schwarte, «Die Technik im Weltkriege»; газ. «Times» (парлам. отч. по бюджету на 1923–1924 гг.), журн.: «The army Quarterly», «Infantery journal», «Cavalery journal», «The journal of the artillery»; сборн. «Иностранные армии», Военно-научн. общ-во при Военной акад. Р. К.К. А. 1923 г.; журн. «Военный Зарубежник»: Лигнау, «Значение пехоты в соврем. бою; устройство пехоты; средства борьбы; свойства пехоты»; Розье, «Развитие военной техники с начала войны 1914 г.»; журн. — «Военная мысль и революция»; сборник стат. «Милиционное строительство», изд. «Военный Вестн.» 1923 г.; Е. И. Мартынов, «Стратегия в эпоху Наполеона I и в наше время».
Е. К. Смысловский. Химическая война
Порожденный мировой войной новый термин — «химическая война» или применяемый в одинаковом значении с ним термин — «газовая война» обнимает собой понятие о различного рода боевых средствах, а также об их применении для боевых целей, когда в той или иной форме играет роль химическая сущность этих средств. В первую очередь к этому понятию, называемому также «военно-химическим делом», надо отнести все средства и способы нападения на противника, которые имеют целью воздействие токсического или раздражающего характера на организм человека (или применяемых для боевых целей животных), и, вместе с тем, все средства и способы защиты от такого рода нападений. Комплекс сведений по этого рода средствам и составляет главную, основную сущность химической войны. Наряду с этим приходится поставить различного рода дымы и туманы, хотя и воспроизводимые весьма часто не с целями нападения, а в качестве вспомогательного средства для маскировки, но зачастую и с токсическим воздействием и, во всяком случае, путем использования химических реакций (горения, соединения с влагой), происходящих между различными веществами. Более косвенно сюда же относят всякие способы борьбы пламенем и огнем в виде применения огнеметов и всякого рода зажигательных средств, где используется теплота, выделяемая при химических реакциях. Наконец, к понятию военно-химического дела относят также различного рода осветительные средства (звездки, ракеты, светящие снаряды) и сигнальные — разноцветными дымами или огнями, в которых свет или цвет получается также вследствие химических реакций.
Одного этого краткого содержания предмета химической войны достаточно, чтобы составить себе представление о том широком объеме и значении, которое она должна иметь в ряду современных средств и способов борьбы. Переименованные отрасли ее по существу не представляют собой чего-либо нового, рожденного только мировой войной. Воздействие отравляющими газами восходит ко временам Пелопоннесских войн; зажигательные средства могут считать своим родоначальником известный «греческий огонь» или кипящую смолу, которую некогда защитники лили со стен древней крепости на осаждающих; в ближайшее нам время идея отравления волной газа, распространенной на большом пространстве, была предложена английским адмиралом лордом Дендональдом во время Крымской кампании (1855 г.), но не получила осуществления. Наконец, с тех пор как для снаряжения снарядов вместо прежнего обыкновенного селитро-угольного пороха стали применять современные сильно взрывчатые органические вещества (пироксилин, мелинит, тротил и пр.), эти снаряды стали уже в сущности отравляющими, так как известно, что продукты разложения указанных веществ, образующиеся при взрыве, содержат, между прочим, один из ядовитейших газов — окись углерода (СО — угарный газ); случаи отравления такими снарядами имели место в войнах, предшествовавших мировой, когда подобный снаряд разрывался в закрытом помещении (внутри корабля, фортификационной постройки).
Вид газовой (газобалонной) атаки (французской), снятой с аэроплана.На фотографии видна первая линия траншей, с которой производится выпуск газа, отдельные струи которого, направляющиеся по ветру в сторону расположения противника, по мере удаления сливаются в общее облако. В тылу заметны вторая и третья линии траншей
Это отравляющее свойство обыкновенных бризантных и особенно фугасных снарядов несомненно было хорошо известно задолго до мировой войны, чему ярким доказательством служит текст Гаагской конвенции 18 октября 1907 г. о законах и обычаях сухопутной войны, касающийся этого вопроса: он запрещает применять такие снаряды, «единственная цель которых заключается в распространении ядовитых (удушливых или смертоносных) газов», следовательно, вполне санкционирует применение таких, в которых отравляющий газ появляется не как самоцель, а как неизбежный фактор, сопровождающий явление взрыва. С другой стороны, тот же текст запрещения дает весьма благодатную почву для применения, — уже в качестве самоцели, — снарядов с такими газами, которые, не обладая никакими отравляющими свойствами и даже будучи совершенно безвредными для организма, в то же время могут оказывать на некоторые органы человека всякое воздействие, например, сильнейшее раздражение слизистых оболочек век, которое временно может сделать его совершенно небоеспособным. Два других пункта «запрещений» Гаагской конвенции, касающиеся применения ядов, имеют к данному вопросу меньшее отношение. Смысл одного из них говорит об отравлении колодцев, самого оружия, пуль и др.; второй пытается оградить от «излишних страданий», понятие о которых представляется весьма условным по отношению к любому средству поражения или способу его применения, когда целью ставится уничтожение живой силы противника.
История мировой войны свидетельствует, что и французы и германцы использовали случайную или умышленную недоговоренность текста Гаагского запрещения относительно применения газов. Французы имели к началу войны ручную и ружейную газовые гранаты с раздражающими химическими веществами, предназначаемые ими преимущественно для применения в ближних боях крепостного характера; по некоторым сведениям, в самом начале войны у них уже была попытка применения таких же веществ в артиллерийских снарядах. Германцы уже в октябре 1914 года применяли снаряды марки Ni (с двойной солью дианизидина) и несколько позже вещества «Т», «М» и «Mn» (ксилилбромид, ксилиленбромид, бромацетон и др.), назначаемые также для раздражающего действия. Применение этих первых «химических» снарядов, производившееся в небольших размерах, не давало сколько-нибудь существенных результатов; однако их появление на полях сражений, несомненно, имело глубокое идейное значение в отношении использования химических веществ вообще для воздействия на организм человека как самоцели: трудно и даже, пожалуй, невозможно провести границу между веществом, только раздражающим, и веществом, приводящим к более глубокому поражению организма, почему поиски более действенных веществ и сильнейшего их воздействия неминуемо должны были бы привести к типичным «химическим» снарядам, производящим уже не только раздражение, но и поражение живого организма.
Впрочем, после нарушения Германией нейтралитета Люксембурга и Бельгии и после появления у австрийцев в первых же боях против наших войск разрывных пуль вопросы нарушения международного права и этики представляются совершенно праздными. Гораздо больший интерес представляет первое применение отравляющих веществ как таковых в широких размерах; и этот почин, несомненно, принадлежит германцам, которые 22 апреля 1915 года применили нападение газовым облаком на западном фронте между Биксшутом и Лангемарком (у Ипра), а в мае того же года и на нашем фронте у Воли-Шидловской. Есть сведения, что с их стороны была попытка применения такой же атаки много раньше — в конце декабря 1914 года — на нашем фронте; однако в этом случае газовая атака не удалась, так как ветер понес газ на расположение самих же германцев, и выпуск его был прекращен. Именно этот факт применения отравляющих веществ послужил поводом ко всеобщему негодованию против Германии и открыл широкий путь к применению химических средств для боевых целей. Еще в начале марта 1915 года, когда наличие снарядов с отравляющими веществами в германской артиллерии было вполне установлено и приходилось уже принимать первые меры для защиты от них, русское Главнокомандование по соображениям морального характера воздерживалось от каких бы то ни было способов применения отравляющих веществ; но после Воли-Шидловской и у нас вопрос о применении отравляющих веществ получил положительное решение.
Представляется странным, что наряду с целым рядом оправданий по поводу обвинений Германии в инициативе химической войны германские авторитеты в то же время совершенно откровенно сообщают об ультимативных причинах, которые побудили ее к применению в бою химических веществ: недостаточное действие всех видов вооружения против окопавшегося противника, истощение запаса взрывчатых веществ и, можно добавить, мощная химическая промышленность Германии, пользовавшаяся до войны мировой гегемонией, предоставлявшая для армии неистощимый запас новых боевых средств.