Россия - Век ХХ-й (Книга 2)
Шрифт:
Но одно дело - дальняя историческая перспектива и совсем иное конкретный исторический период. Наша Победа не могла не привести к контролю СССР над Восточной Европой (что в свою очередь закономерно привело к вовлечению ее в евразийское геополитическое поле); это, повторю, было ее, Победы, неизбежным следствием,- к тому же, так сказать, вторичным следствием, диктуемым общим состоянием мира после 1945 года,- состоянием, в основе которого была тотальная конфронтация США и СССР, обретшего статус второй великой державы.
Инициатива Берии (которую вскоре самым активным образом использовали для его разоблачения в качестве предателя социализма) была в то время совершенно безосновательной, и
В высшей степени показательно, что даже и сын Берии, Серго Лаврентьевич, пришел к выводу о полной "утопичности" отцовской инициативы. В своей книге "Мой отец - Лаврентий Берия" (М., 1994) он стремится - что естественно - всячески реабилитировать и даже идеализировать ее героя и, в частности, продемонстрировать отцовскую прозорливость: так, он утверждает, что "отец был одним из инициаторов объединения Германии". Догматическая "правящая верхушка" отвергла предложение Берии, однако через почти четыре десятка лет оно осуществилось. Но хорошо знающий историческую реальность сын Берии вместе с тем констатирует, что в США в 1950-х годах "просчитывали варианты дальнейшего развития событий и пришли к выводу - соответствующие документы были получены Советским Союзом по линии разведки,- что допустить объединение Германии по предложению СССР ни в коем случае нельзя... Фактически тогда Запад поддержал советскую правящую верхушку" (с. 362-363).
Серго Лаврентьевич написал об этом, по-видимому, для того, чтобы "возвысить" своего отца над правящей верхушкой не только СССР, но и США!.. Однако речь ведь идет не о политическом мыслителе, прозорливо рассуждающем о неизбежных грядущих воссоединении Германии и "возврате" Восточной Европы в свое геополитическое поле, а о государственном деятеле, призванном выдвигать реалистические решения в сфере современной политики; с этой точки зрения инициатива Берии была совершенно неадекватна реальной исторической ситуации, и приходится согласиться с Молотовым, который утверждал позднее: "Берия-то, в общем, мало интересовался коренными вопросами..."
Ныне, как уже сказано, многие - и, кстати сказать, самые разные по своим убеждениям - авторы придают существеннейшее значение бериевской инициативе 1953 года, хотя одни готовы превознести "прозорливого" Берию, другие, напротив, проклясть его как предтечу М. С. Горбачева, бездумно "подарившего" Западу ГДР. Но и то и другое - плоды поверхностного толкования истории. Помимо прочего, инициатива Берии, по всей вероятности, вообще не оставила бы заметных следов, если бы он не был объявлен предателем и просто врагом. Ведь и Хрущев, и Молотов позднее - совершенно независимо друг от друга - свидетельствовали, что Берия, выдвинув на Президиуме ЦК утром 27 мая 1953 года свое предложение, касающееся ГДР, и получив отпор других членов Президиума ЦК, в тот же день отказался от своей инициативы!37 А всего через три недели именно Берия руководил беспощадным подавлением бунта в Восточном Берлине...
Но после осуществленного вскоре же ареста Берии (26 июня 1953 года) его "германская" инициатива была крайне раздута на заседавшем 2-7 июля Пленуме ЦК КПСС, и нынешнее весьма широкое обсуждение этой инициативы возникло именно поэтому. Словом, так пишется сегодня история...
* * *
Но обратимся к центральной проблеме - послевоенному противостоянию СССР и Запада во главе с США. В течение долгого времени это противостояние объясняли агрессивностью США, ныне же, в сущности,
Но, во-первых, как было показано, Черчилль еще в октябре 1942 (!) года считал СССР-Россию главным врагом "союзников", и "второй фронт" был предназначен по сути дела не для разгрома Третьего рейха, а для недопущения России в Германию и Европу в целом. Так что те "взаимопонимание и согласие", которые будто бы определяли политику "союзников", крайне сомнительны.
Вот, например, как осуществлялось сразу после Победы разделение оккупационных зон на территориях Германии и Австрии. "Черчилль,констатировал британский историк Алан Тейлор,- и по этому поводу был воинственно настроен. Он даже предполагал использовать ВВС для "удара по коммуникациям русских армий, если те решат продвинуться дальше, чем предусмотрено соглашением". Фактически вовсе не русские, а именно западные союзники так поступили..." И затем именно "англичане и американцы постепенно отошли на согласованные границы, зачастую отойти пришлось почти на 120 миль" (с. 545; 120 миль - почти 200 км!).
Далее, "контроль" СССР был действительно установлен только на территориях, оказавшихся в зоне расположения его войск; характерно, что Клайн (см. только что приведенную цитату) исключил из подконтрольных СССР стран Югославию, откуда наши войска ушли сразу же после разгрома находившихся там германских войск, в конце 1944 года.
Наконец, тезис о "намерении" СССР установить свой контроль также и над Грецией, Италией и т. д. едва ли имел под собой реальные основания. Джилас поведал, что в феврале 1948 года, когда в Греции было достаточно мощное восстание, имевшее очевидную антиамериканскую и антибританскую направленность, Сталин безоговорочно заявил:
"- Следует свернуть восстание в Греции.- Он именно так и сказал: "свернуть".- Верите ли вы,- обратился он к Карделю,- в успех восстания в Греции?
Кардель отвечает:
– Если не усилится иностранная интервенция и если не будут допущены крупные политические и военные ошибки...
Но Сталин продолжает, не обращая внимания на слова Карделя:
– Если, если! Нет у них никаких шансов на успех. Что вы думаете, что Великобритания и Соединенные Штаты - Соединенные Штаты, самая мощная держава в мире - допустят разрыв своих транспортных артерий в Средиземном море! Ерунда... Восстание в Греции надо свернуть как можно скорее..."
И Джилас вполне разумно говорит о тогдашних намерениях Сталина: "В его расчеты не могло входить создание на Балканах еще одного коммунистического государства... Еще меньше могли входить в его расчеты международные осложнения, которые приобретали угрожающие формы и могли если не втянуть его в войну, то, во всяком случае, поставить под угрозу уже занятые территории" (с. 130-131).
Показательно, что Кардель и, без сомнения, Джилас (в то время) как раз явно жаждали присоединить к "соцлагерю" и Грецию, и даже Италию с Францией, где, согласно приведенному выше утверждению Джиласа (сентябрь 1947 года), "имелись условия для полного захвата власти" - захвата компартиями...