Россия: власть и оппозиция
Шрифт:
Сакральные «точки» — исторические монастыри и церкви, места крупных сражений и совершения государственных актов, могилы выдающихся предков и т. д. — все это мощные духовные источники, формирующие национальное сознание народа, мобилизующие его энергию. Например, Крым — это не просто какая-то территория, а важнейшее сакральное место России, русского народа, русского культурного пространства, ибо из Крыма пришло на Русь Православие, там крестился князь Владимир, там возмужал Черноморский флот, там воинская слава России, стоявшей насмерть в Крымскую и в Великую Отечественную войны. И не случайно националистический, фактически антирусский курс Кравчука и беспринципная позиция Ельцина встретили отпор прежде всего в Севастополе — городе, священном для каждого русского.
Сакральность пространства, на котором жил и живет
Причиненные разрушения — беспрецедентные по масштабам — становятся теперь уже для нас почти фатальными, так как компенсаторный процесс восстановления исторической памяти далеко не поспевает за откатывающейся волной коммунистической идеологии и, что больше всего удручает, намеренно тормозится определенными силами в стране, располагающими властными позициями и пользующимися безоговорочной поддержкой и помощью заграницы. На этом фоне программа РОД может стать средством, замедляющим и даже связывающим начавшуюся положительную национально-государственную реакцию.
Известно, что основоположник политического сионизма Теодор Герцель, эмансипировавшийся от многих традиций иудаизма, предложил было создать, еврейское государство на территории Уганды. Но Уганда не имеет никакого отношения к библейской истории. И Герцеля быстро поправили, резонно заметив, что угандийский проект не будет, иметь в глазах еврейских масс никакой сакральной ценности и тем самым шансов на осуществление. В определенном смысле проект Республики Русь — это угандийский проект с той разницей, что в данном случае мы имеем не только факт десакрализации территории, но и явно недостаточную сакральность идеи как таковой, которая есть не что иное, как идея великорусского изоляционизма. Так же, как идея украинского и белорусского сепаратизма, она может иметь лишь временный успех, даже если внешним силам и их внутреннему лобби удастся ее навязать в обстановке возможного тотального поражения России. Как срослась расчлененная Германия, так срастется и Россия, расчленяемая сейчас Ельциным и Кравчуком по заданию мировой закулисы.
На проект РОД можно посмотреть и через иную призму — соотношения христианских и языческих векторов, формирующих культурную идентичность европейских народов. Известно, что языческая мысль центром формирования культурного самосознания делает «место», сакрализует территорию, пространство, почву. Христианство же, если оно свободно от языческой компоненты, то есть если оно иудео-христианство, оперирует фактором исторического времени и представляет становление культуры как линию, соединяющую первоначальный Эдем с концом человеческой истории. В иудейско-христианской эсхатологии совершенно уничтожаются различия, определяемые отчей землей, почвой, очагом. В ней «дым отечества» и не сладок и не приятен. Он мешает прогрессу, мешает цивилизованному и благополучному быту.
Русское Православие до самого последнего времени носило синкретический характер. В нем христианство было как бы привито к природной, почвенной культуре, было как бы пересажено на нее. В этом отношении Православие можно сравнить с переформированным христианством Западной Европы. Именно поэтому у православных русских
Если смотреть на проект РОД через такую призму, то тогда он в какой-то мере приобретает свою логику: диаспоре нужен этно-культурный очаг, а начинающей диаспоре, конечно же, большой очаг вроде Республики Русь. Из этой логики выпадает, однако, знак Перуна, который РОД поставило на своем печатном органе. Знак Перуна — это символ язычества, неоязыческого возрождения. Но зачем, спрашивается, языческая символика, когда русская национальность определяется в проекте по-христиански? Языческая символика выглядела бы более уместно, включи РОД в понятие русскости, помимо русской культуры, русского языка и усеченной русской «почвы», и русскую «кровь» — хотя бы в «разжиженном» виде. Тогда природная связь с Богом устанавливалась бы много проще, и русские люди могли бы смело отправляться в Европу и Америку на выгодные заработки, за длинным рублем без страха раствориться в вавилонском столпотворении народов.
Возможно, что русский народ поставлен перед выбором — самобытный континентальный путь развития в рамках русской (общерусской) и евразийской государственности, путь, опирающийся на историческую память, тысячелетнюю сакральность, народность, почву, или же западный океанический (островной) путь, по которому мы пытаемся идти сейчас и который грозит превратить нас в диаспору даже на родной земле. По западной модели, нашептанной или продиктованной нашим новомысленцам заокеанскими стратегами, русским в России места нет. Россия, центральное евразийское пространство должно превратиться в нейтральную, ничейную, демографически пустую территорию. Только так американцы и европейские атлантисты мыслят сохранить мир на земле и заодно свое господство над миром.
Я далек от мысли, что последний путь (фактически продолжение русской Голгофы, русского крестного пути) — это смерть для русских. Русский парод как этнос весьма специфичен и достаточно однороден, обладает устойчивым генофондом. Опыт жизни русского народа в эмиграции свидетельствует, что русские сохраняют свою русскость, даже забыв родной язык. Вопреки расхожей точке зрения о крайней перемешанности русского народа, его большой гетерогенности, чуть ли не отсутствии у него лица, этот парод в антропологическом отношении гораздо более однороден, чем западноевропейские пароды, по крайней мере крупные. Немцы, объявленные Гитлером расово чистыми, насчитывают около семи антропологических типов. Русские же даже вместе с белорусами и украинцами (без прикарпатских групп, тяготеющих к южноевропейскому типу) — три-четыре. Конечно, русские часто вступают в смешанные браки, но они в большинстве с национальностями (или между национальностями), представляющими в основном те же антропологические типы, что и у русского парода. Это русско-украинские, русско-белорусские, русско-«поволжские» или даже украинско-«поволжские» браки, от которых рождаются дети. Это по сути продолжение процесса этногенеза русского народа, который начался тысячу лет назад и даже раньше.
Поэтому знак Перуна может не просто обрести свою логику, по помочь русскому народу продлить срок жизни, сохраниться на неопределенно долгое время даже в диаспоре. Скорее всего, однако, этот знак поможет русскому народу удержать русскость на собственной территории, на евразийском пространстве. Хотя право русских жить на родной земле и ставится под вопрос, это пространство все еще их. Будем надеяться, что новый христианско-языческий синтез, новый компромисс традиции и современности и новая, природная, связь с Богом дадут русскому пароду возможность осуществлять дальше историческую миссию на севере Евразии, где его никто не в состоянии заменить — ни тюрки, ни китайцы, ни европейцы. Если так думать, то в проекте РОД все же что-то есть, он не без пользы.