Россия. Снова эксперимент

Хольцманн Клаус

К тому же в самой верхушке возглавляемой им партии произошел раскол. Значительная часть ее была настроена на углубление реформ. Другая, консервативная часть, иногда скрытно, а порой и явно, выражала недовольство и даже противилась. И не только в области экономики, но и во внутренней политике. Особенно это проявилось на заключительном этапе правления Горбачева. Так, без его ведома были жестоко подавлены демонстрации в Вильнюсе и Тбилиси. Особенно страшным было преступление в Тбилиси, где подручные генерала И. Родионова преследовали и убивали саперными лопатками безоружных женщин. Именно эта бесчеловечная акция 9 апреля 1989 года положила начало подрыву вековой дружбы русского и грузинского народов. Впоследствии этот процесс все обострялся и в конечном счете привел к войне в августе 2008 года. Вся страна наблюдала по телевидению, как на заседании Верховного Совета пытались обвинить Родионова в его изуверстве и как консервативное ядро стало его выгораживать. Но тут Родионов выдал сам себя: «Это была маххрровая…». Здесь микрофоны были моментально выключены, но и этого было достаточно.

А пока начали вводиться новые формы собственности. Но в стране, так неудачно строившей в последний период социализм, так же неудачно создавались и эти новые формы. Прежде всего, речь пойдет

о кооперативах, и не будем дискредитировать саму идею создания кооперативной собственности. Но явно было необходимо на первых порах рост этого вида собственности поставить в какие-то рамки. Следовало первоначально ограничить кооперативы сферой услуг населению в области быта или чем-то близким с этим, т. е. в тех щелях, куда государственным структурам, увлеченным масштабностью своей деятельности, недосуг было запустить свои руки. Очень важно было на первых порах, чтобы заработки в кооперативах достигались трудом, а не спекулятивными операциями, чтобы в кооперативы людей привлекали не столько высокие заработки, а лишь независимость от чиновников и начальства. Другими словами, в труде там главным стимулом должна была стать самостоятельность. Подчеркнем еще раз – все эти ограничения только на первых порах, ибо быстрое накопление большой массы незаработанных денег – это прямой путь к инфляции. Так оно и получилось на деле. А в мелких кооперативах доминирующее положение занял шашлычник, подешевле где-то скупивший мясо и втридорога продававший свою продукцию. К тому же кооперативное движение сразу приняло такой размах, что охватило практически все отрасли хозяйства, что одноразово никак нельзя было допустить.

Даже на крупных предприятиях возникали кооперативы, которые параллельно производили ту же продукцию, что и основное производство, или близкую к нему, пользуясь дармовой электроэнергией и прочими энергоносителями самого предприятия. Многие работники предприятия являлись одновременно членами кооператива, зарабатывали и здесь и там. На многих предприятиях едва ли не основной деятельностью прилипших кооперативов стало превращение безналичных денег в наличность. Не секрет также, что значительная часть кооперативов явились фактически предприятиями по «отмыву» ранее добытых неправедным путем денег. Наделавшие много шума сомнительные сделки (так и не получившие настоящей правовой оценки), такие как дело АНТа, Арт. Тарасова и др., лишь усугубили негативный образ кооперативов. Кооперативы не создали конкурентной среды, как ожидалось, а стали еще большими, чем государственные предприятия, монополистами, дав стимул росту цен. Доходы воротил кооперативного бизнеса росли баснословно. Войдя в роль, они посмеивались над беспомощностью перед ними государства, в своем кругу признаваясь, что оно для них превратилось в своеобразный Клондайк. Так уже упомянутый чуть выше Артем Тарасов, ушедший недавно в мир иной, организовал в 1987 году кооператив «Техника» и стал во главе его. За 2 года его зарплата увеличилась… до 3 млн. рублей. И это в то время, когда наибольшая зарплата не превышала 200 руб. После упомянутой выше сделки он в целях профилактики бежал в Англию, а в Россию вернулся уже при ельцинской вседозволенности. Огромная масса незаработанных денег, в конечном счете, набросилась на прилавки магазинов, сметая оттуда все товары. Кооперативы закупали все подряд, рассчитывая, и не без оснований, на постоянный рост цен, позволяющий продать закупленное подороже. К 1992 году полки всех магазинов оказались пустыми. Набирал силу инфляционный процесс, предтеча «спасительных» реформ. Произошло в массовом масштабе слияние кооперативной собственности с ранее возникшей и вышедшей на поверхность теневой. «К моменту последнего коммунистического правительства и экономика, и политика, и общественная жизнь России были уже глубоко пронизаны отношениями черного, теневого рынка», – так характеризует ситуацию писатель Л. Тимофеев в статье «Последний грех интеллигенции…» [151].

А тем временем государственный сектор экономики добивался экспериментами, связанными с безуспешными попытками внедрения моделей хозрасчета. К этому добавились негативные последствия нового закона о предприятии, фактически освобождавшего директоров от выполнения указаний сверху. Теперь директора, представляющие среднее звено «ожиревшей» номенклатуры, сами решали, какую продукцию им выпускать. Естественно, более привлекательным оказался выпуск дорогостоящего ассортимента. В результате произошло полное вымывание из торговли дешевого ассортимента товаров, доступных рядовому покупателю. И так каждое благое мероприятие оборачивалось своей негативной стороной.

После всех этих неудач взоры обратились к введению рыночных отношений в экономике. С чьей-то легкой руки они стали рассматриваться, как наиболее радикальное средство, как панацея от всех бед. При этом никому не приходило в голову, что в капиталистическом мире рыночные отношения не вводились никем, а сами развивались в результате естественного развития общества. Надо сказать, что Горбачев сначала противился введению рынка, очень долго противился. «Вы хотите мужика через рынок, через колено…», – звучало в одном из его выступлений. Однако уже к концу эпохи своего правления он твердо заявлял, что альтернативы рынку нет. Мы уже отмечали, что, в отличие от консервативного Андропова, Горбачев обладал способностью к эволюции мышления. К сожалению, эта положительная сторона в создавшихся условиях принесла больше вреда, чем пользы. А главная беда, что Горбачев не осознавал (не осознавал почти никто), что перестройку ему делать не с кем. Болезнь общества, и прежде всего, номенклатурного класса, приняла уже необратимый характер. Уже к концу своего правления, чувствуя тупиковость ситуации, он в своих решениях стал метаться между демократами и консерваторами. Это и вызвало вопрос со стороны первых: «С кем Вы, Михаил Сергеевич?»

В 1988 году Горбачев подошел к экватору своей деятельности. По воле судьбы этот экватор как раз и разделил рейтинг его популярности. Если до экватора он все время набирал популярность, то после него она начала постепенно сходить по убывающей. Решающая ошибка была допущена в том же злополучном 1988 году, когда на XIX партконференции Горбачев провозгласил разделение властей. Партии при этом отводилась роль идеологического руководства, хоть идеология была уже мертва, а бразды управления хозяйственной деятельностью были переданы беспомощным Советам. Казалось бы, незначительная оплошность, а на самом деле, решающая ошибка, имевшая весьма серьезные последствия. Ведь в кармане руководителя всегда был партийный билет, и никакой другой.

Каким образом Советы могли воздействовать на этого руководителя? Партбилет выражал его зависимость от партии, а не от Советов. На этой зависимости в течение многих лет функционировала номенклатурная пирамида. Теперь она была обречена на разрушение. Несмотря на постоянное скольжение вниз советской экономики последнего периода, только партия могла управлять ею, используя указанную зависимость. Приходится повторять, что партбилет в кармане руководителя служил двигателем социалистической экономики. Только благодаря этому двигателю ржавое колесо ее еще вращалось. Лишившись его, маховик начал раскручиваться в обратную сторону. Резко упала плановая дисциплина, сплошь и рядом перестали выполняться договорные обязательства, рвались связи (пусть во многом искусственные) между предприятиями. За счет всех этих явлений увеличился дефицит товаров народного потребления и продовольствия. И как обратная связь, утеря партией столь важной функции принизила ее роль в жизни страны, высветила ее ненужность, ибо идеология, на которую была ориентирована деятельность партии, как уже отмечалось, была давно мертва. Кончилось многолетнее комфортное существование КПСС. Последующие три года прошли под знаком дальнейших утрат ее позиций вплоть до полного краха в августе 1991 года.

Так что, допустив неосторожность, Горбачев практически пустил партию под откос. Очень резко об этом шаге Горбачева высказывается автор книги о нем О. Давыдов. «Не хочет понять того, что «руководящая роль партии» – именно краеугольный камень того государства, в котором мы вместе с ним жили, его – как угодно – конститутивная или конструктивная особенность. Не может понять, что без этой «руководящей роли партии» советское государство разрушается автоматически. Хорошо это или плохо – вопрос другой, но – именно так Советский Союз был устроен. Если замковый камень, каковым была КПСС, вынимают из свода сознательно, чтобы разрушить империю зла, я это понимаю и даже приветствую, хотя предпочел бы, чтобы предварительно была создана какая-то другая конструкция, поддерживающая свод. Но если человек вынимает этот камень нечаянно, не зная, что он, собственно, делает, вынимает просто потому, что с комсомольской юности не любил руководить хозяйственными процессами, а любил заниматься «чисто политической работой», я это, конечно, могу понять, но предпочитаю, чтобы такие люди все-таки (из уважения к Михаилу Сергеевичу не будем повторять, какого рода деятельность предлагает автор своему герою, а ограничимся многоточием. – К. X.)… а не руководили страной» [18, стр., 220, 221].

Сейчас, рассматривая то событие сквозь призму времени, трудно удержаться от удивления, как можно было допустить такую оплошность. Остается лишь согласиться, что на всякого мудреца довольно простоты. Но где было в это время его ближайшее окружение? Особенно консервативное ядро. Неужели никто из них не понимал, чем это чревато? Остается лишь признать и повторить опять: Горбачеву не с кем было делать перестройку. А после описанных событий в партийной среде все больше ощущалось его одиночество. Попытка его по ходу движения перепрыгнуть в созданные им же новые структуры власти (институт президентства) мало что изменила. Лишившись поддержки той среды, которая его взрастила и возвела к вершине власти, он уподобился Антею, лишенному связи с матерью-землей Геей. Несмотря на все его метания из стороны в сторону, процесс, набравший инерцию, пошел настолько интенсивно, что сдуло, как ветром, партию и государство, им возглавляемые. Сдуло его самого с вершины власти. Падение его, правда, не было столь болезненным, как это случалось в советской истории, благодаря тому, что за годы своего правления он успел обеспечить себе демократическую «подстилку». Крах КПСС обернулся в конечном счете распадом Советского государства и одновременно концом первого эксперимента.

Успех того или иного властителя либо политического деятеля зависит, кроме его личных способностей, от такого важного фактора, как исторический процесс. Поясним это на примере Наполеона. Наделенный незаурядными способностями, он длительное время, будучи корсиканцем, т. е. представителем нацменьшинства, не мог добиться подобающих ему высших чинов в армии. Его амбициозность и целеустремленность не находили возможности самореализации. Он даже помышлял о самоубийстве. Но вскоре путь ему открыла Французская революция 1789 года, которая покончила с устоявшимися предрассудками и помогла вознести его на вершину славы и власти. Это был сопутствующий ему исторический процесс. С Горбачевым судьба обошлась более сурово. Он не попал в струю исторического процесса перелицовки номенклатуры. Зато в эту струю удачно вписался его оппонент Б. Ельцин. Впрочем, оппонентом его можно назвать чисто условно, ибо в его позиции не было определенности, руководствовался он исключительно принципом «а Баба-Яга против». Можно даже с большой долей вероятности предположить, что если бы Горбачев стал проводить рыночные реформы, Ельцин выступал бы против них. Еще дальше зашел в догадках Б.Федоров [118, стр. 25]: «Стань он Генеральным секретарем коммунистической партии, он бы защищал коммунизм изо всех сил, ничуть не щадя демократов и реформаторов. Нам очень повезло, что не Ельцин спасал коммунизм. У меня нет в этом никаких сомнений».

Хотя эпоха Горбачева и завершилась крахом Советского государства, нельзя не отметить и позитивные результаты его деяний. Прежде всего, он сумел прекратить затеянную его предшественниками бессмысленную войну в Афганистане. Был достигнут ощутимый прогресс в вопросе сокращения вооружений, да и вообще в глазах Запада Советский Союз, а за ним и Россия, перестали быть «империей зла». Был вызволен из горьковской ссылки академик А.Д.Сахаров, и прекратились преследования инакомыслящих. Получили свободу бывшие страны социалистического лагеря и произошло объединение Германии. Но от остальных начинаний Горбачева остались лишь благие намерения. Особенно удручает тот факт, что на финише своего правления он планировал создание в Сибири большого нефтехимического комплекса. Это было как раз в то время, когда упала цена на сырую нефть. А продукты ее переработки, «где основную долю цены составляет не сырье, а труд» стали бы существенно дороже. «Тогда, к сожалению, политическая неразбериха не позволила довести разумную идею до осуществления. Одним из активнейших публичных оппонентов проекта оказался заместитель главного редактора ежемесячника «Коммунист» Егор Тимурович Гайдар (в то время – К.Х.).» [175, стр.172]. Там же авторы отмечают: «Впрочем на всех последующих постах он (Гайдар – К.Х.) проявлял столь же впечатляющую нечувствительность к стратегическим планам». Как в воду смотрели авторы, в чем мы убедимся далее. А как бы это пригодилось в наше время, когда страна прочно села на «нефтяную иглу».