Российский хоккей: от скандала до трагедии
Шрифт:
«Игровая площадка примерно на семь футов шире нашей, но по длине она такая же, как большинство катков НХЛ. Вопреки ожиданию углы площадки у них закруглены, так что, боюсь, нам не удастся начинать оттуда комбинации, как замышлялось в Стокгольме.
С удивлением обнаружил, что расстояние от линии ворот до заднего борта такое же, как на катках НХЛ. Это почти вдвое короче, чем в Стокгольме. Непонятно тогда, почему Третьяк не выходит за ворота, чтобы останавливать шайбу для своих защитников? В Стокгольме мне казалось это понятным. А теперь я снова теряюсь в догадках.
Через некоторое время я отправился в наши раздевалки — так как одной раздевалки на тридцать пять человек не хватило, нам предоставили целую
Посмотреть на нашу весьма скучную тренировку пришли советские хоккеисты, одетые в свои синие тренировочные костюмы с узкой полосой по бокам. Советские спортсмены, видимо, очень любят эти костюмы и ходят в них повсюду, даже в кино и ресторан. Глядя на нас, русские хоккеисты, наверное, совсем успокоились. Третьяк сидел в стороне от товарищей рядом с Анатолием Тарасовым — человеком, сделавшим для советского хоккея больше, чем кто-либо другой. Двенадцать раз он готовил советскую команду к чемпионатам мира, а четыре раза под его руководством она становилась победительницей Олимпиад. Однако в марте прошлого года он уступил место Всеволоду Боброву. Сейчас он тренирует команду высшей лиги ЦСКА. Третьяк — его вратарь № 1, а одиннадцать армейских хоккеистов играют за сборную страны. Это не трудно понять: последние лет десять первое место в чемпионате страны завоевывал спортивный клуб армии.
С Третьяком и Тарасовым разговаривал Иглсон, который представил советского вратаря Жану Беливо. „Вы ведь слышали о мистере Беливо?“ — спросил он Третьяка. „Да, конечно“, — ответил Третьяк через переводчика. Беливо рассмеялся и сказал: „Я тоже о вас слышал“. Иглсон и Третьяк в шутку толковали о том, что Третьяку было бы неплохо провести лето в тренировочном лагере Бобби Орра в Онтарио. „А поездку моей жены вы оплатите?“ — посмеиваясь, поинтересовался Третьяк. На что Алан ответил: „Замашки у вас настоящего профессионала. Чего доброго, в следующий раз спросите, как у нас с пенсионным обеспечением“»…
После тренировки канадцы вернулись к себе в гостиницу, где их ждал обед в местном ресторане. Затем им устроили экскурсию по Москве. Они посетили Красную площадь, прошлись по ГУМу. А вечером их повезли в Новый цирк на проспекте Вернадского. Когда канадцы вернулись в гостиницу, там их ожидало прощание с тремя игроками, которые решили покинуть Москву в знак протеста, что тренеры не хотят ставить их в основной состав на предстоящие игры. Как пишет все тот же К. Драйден:
«В гостинице ко мне зашли попрощаться уезжающие Вик Хэдфилд, Рик Мартен и Джоселин Гувремон. Уже до этого ходили слухи, что у нас могут быть дезертиры. Не понимаю, как это игрок способен оставить свою команду. Конечно, есть у нас обиженные и недовольные тем, что их не ставят на игру, но чего ты добьешься, возвращаясь домой? Мы все — члены одного коллектива, и нас, по-видимому, должна интересовать его судьба. Эти ребята могли бы остаться здесь, чтобы поддержать свою команду. А что их ждет дома: тренировочный лагерь и попреки со всех сторон. Они возвращаются к тому, что видели уже тысячи раз: к бессмысленным играм в небольших городах перед небольшой аудиторией. Мне этого не понять. Но они сами так решили и, по-видимому, считают, что правы…»
Утром в день первой московской игры — 22 сентября — советская и канадская сборные провели с утра свои очередные тренировки. Как обычно, на советской тренировке присутствовали и канадцы. По словам К. Драйдена:
«В Северной Америке предыгровые упражнения состоят из короткой раскатки на одной половине льда, прицельных бросков во вратаря в течение семи-восьми минут и приветственных взмахов руками в сторону сидящих в зале людей. У русских же существует тщательно разработанная система обязательных упражнений, выдержать которую вряд ли в состоянии многие наши профессиональные команды.
Возьмите Третьяка. После короткой раскатки он становится в ворота и выполняет упражнения на растяжение. Затем он начинает разминку. Вначале Владимир Шадрин выстраивает семь-восемь шайб футах в двенадцати, а затем быстро бросает их одну за другой в определенную точку ворот. Он совершает десять бросков в левый нижний от Третьяка угол, а потом еще десять в правый верхний. Третьяк знает направление броска, и это вроде бы сводит на нет задачу разминки. Тем не менее это дает ему возможность быстро восстановить реакцию на шайбы при наиболее типичных бросках. Он закрепляет навык и одновременно привыкает к воротам. По-моему, упражнение очень разумное. А мне такое и в голову не пришло. После того как Шадрин заканчивает броски, Третьяк уходит в угол площадки и выполняет шпагат с быстрым вскакиванием на ноги.
Тем временем форварды и защитники отрабатывают игровые ситуации, такие как выход троих против двоих или двоих против одного, тренируют передачи и дриблинг. Во время разминки они работают с пятнадцатью шайбами, мы же пользуемся одной или двумя. В одном упражнении каждый игрок получает по шайбе и на полной скорости несется с ней в противоположную зону, отчаянно стараясь при этом избежать столкновения с другими игроками. Впечатление такое, будто присутствуешь на опасной гонке с препятствиями. Однако это приучает хоккеистов бежать с поднятой головой и тренирует дриблинг. В конце разминки у Третьяка был измученный вид. И неудивительно. Ведь он принял не меньше двухсот бросков. Наверное, он будет рад, когда начнется игра, — столько работать не придется…»
Кстати, у Драйдена после тренировки его команды внезапно возникла проблема — ему захотелось… выпить кока-колы, но таковой нигде не оказалось. Как вспоминает страждущий:
«Будь я сообразительней, то поступил бы, как остальные ребята: нагрузился бы коробками с „кокой“ в Стокгольме и Дании. Правда, после завтрашней игры хоккеистов обещают напоить кока-колой. Что ж, ради одного этого стоит стремиться попасть в основной состав…»
В тот же день в газете «Москоу ньюс», выходящей на английском языке, появилось интервью с тренером советской сборной Всеволодом Бобровым. Он, в частности, сказал, что его команде есть чему поучиться у канадцев, особенно игре в большинстве. Кроме этого, он сообщил, что «в Москве наша главная ставка на молодых игроков, так как трудно придумать для них лучшую школу, чем игра против Канады». В конце интервью Бобров добавил: «Канадцы изучили свои ошибки в первых играх и тщательно подготовились к реваншу. Им надо спасти свой пошатнувшийся престиж непобедимых».
Пятый матч (Москва)
Эта игра была назначена на 19.30 по московскому времени. Публика стала подтягиваться к Дворцу спорта примерно за час до начала. За полчаса в ложе VIP появились самые высокопоставленные зрители — члены советского Политбюро: Леонид Брежнев (Генеральный секретарь ЦК КПСС), Николай Подгорный (Председатель Президиума Верховного Совета СССР), Алексей Косыгин (Председатель Совета Министров СССР) и др.
Из 14 тысяч зрителей, заполнивших в тот вечер Дворец спорта, 3 тысячи были канадцами, которые прилетели с родины хоккея, чтобы поддержать свою сборную. В отличие от советских болельщиков, канадские были вооружены рожками, свистками, флажками и транспарантами, на которых содержались призывы к игрокам сборной Канады.