Россыпь
Шрифт:
В избе было душно, откуда-то явно натягивало злостной тухлятиной. Когда Жамьян, приподнял крышку и заглянул в кастрюлю, стоящую на полу возле печи, источник зловония определился. Баирма что-то проворчала и вынесла кастрюлю за дверь.
– Но, за встречу, земляк! – произнёс тост Жамьян. Выражение лица у него при этом было заискивающее.
– Как поживаем, где трудимся, Иннокентий Ильич, если будет не секретно?
– В Толмачевске, строим обогатительный комбинат.
– О-о! – протянул Жамьян и хихикнул. – Небось, лопатой гребёшь башли… –
Кешка ответил, что он обыкновенный бульдозерист.
– Ты-то как?
– Э-э, арботы пока никакой… Мало-мало калымил. Осенью пойду в хачегарка.
Вина хватило на два разлива. Жамьян на отлёте руки, страдая старческой дальнозоркостью, изучал этикетку порожней бутылки.
– Деньги будут – надо взять… Однако, кислый, водка – лучше. А давай, земляк, ради спорта возьмём водки?
– Водка в продснабовском, – не замешкалась с наводкой Баирма.
– Спорт спортом, а упражняться придётся тебе, у меня – дорога. – Понимая, что от него требуются деньги, Кешка поднялся и сказал: – Пошли».
У Жамьяна заблестели глаза.
– Земляки, называется, тоже мне! – запротестовала Баирма, – Человек в гости пришёл, он его в магазин тянет, старый дурбан!
– Верно, сиди земляк, отдыхай. Я – пулей.
Кешка, вспомнив дорожную грязь, охотно согласился остаться.
– Купи там чего-нибудь на стол, – сказал он, доставая деньги.
Жамьян взял сумку и уже на пороге обернулся:
– Баирма, эй, давай позы, а?
– Какой быстрый – позы! – возмутилась Баирма. – Он думал, чик-чик и готово! Позы ему!
Баирма ушла за перегородку и вернулась оттуда уже в другом платье. От неё веяло духами. Похоже, Баирма считала себя неотразимой, опускаясь на диван рядом с Кешкой, заводя светскую беседу.
– Вы это, Иннокентий Ильич, очевидно-вероятно, хор-шо зарабатываете на вашей стройке?
– Да как сказать… – замялся Кешка от неожиданного вопроса, – в общем, неплохо. Не обижают.
– А! – с удовлетворением воскликнула Баирма. – Значит, жена довольна.
– Никакой жены у меня нет.
– Как это так – нет жены! Вы такие молодые, интересные… Тогда, очевидно-вероятно, невеста есть? Должно быть, скучаете – дело молодое… – Шаловливо улыбнулась Баирма.
Кешка пристально вгляделся в неё и резко поднялся с дивана:
– Пойду на улицу, покурю.
– Курить он хочет! – подобрав губы, бросила ему в спину Баирма, – Кури здесь, какой шибко культурный!
Кешка прошёл в угол двора и оставался там до тех пор, пока не хлопнула калитка и не появился сияющий Жамьян. Гостеприимно пропустив Кешку в дом, он выгрузил из сумки на стол кусок варёной колбасы, банку шпрот, хлеб и две бутылки водки. Протянул Кешке сдачу.
– Может, лишнее взял, а?
– Да ладно тебе!
Баирма молча, с надменным видом нарезала хлеб, колбасу, вскрыла банку со шпротами, подала вилки, и все те же чайные чашки; сначала на двоих, потом демонстративно приставила
Заметив её в другом платье и уловив запах духов, Жамьян тронул Кешку за колено и подмигнул:
– Это мой Баирмашка-то выгодал: я – старик, он – всё молодой…
Баирма вздёрнулась, всем видом своим показывая, что так оно и есть на самом деле.
Жамьян быстро пьянел. На губах появилась слюна, он тянулся обнимать Кешку, пытался поцеловать ему руку. Кешка, как мог, оборонялся локтём и отодвигался на стуле.
Вместе с Баирмой трясли какого-то Доржишку. Как можно было понять, тот когда-то перехватил у Жамьяна заработок – калым. Заочно досталось тому пройдохе Доржишке на бобы!
И опять Жамьян то хвалил Кешку за щедрость, а то мечтал о калыме, где-нибудь хорошо заработать, восхищался своей Баирмой. Услышав из хриплого голоса динамика известную песню, он подхватил, страшно перевирая слова: «И синица не зувуки космодро-ома, зелёная, зелёная тарва-а…».
Привстав из-за стола и зажмурив глаза, кивая в ритм головой, рванул через колено меха воображаемой гармошки:
– Ар-рдная, ардная, ардная земля-я…
– Э-э, проворчала Баирма презрительно. – Совсем пьяный сделался, старый дурбан!
– Баирмашка, давай, верно, позы! – не унимался со своим заказом Жамьян.
– Позы! Ты мясо вчера в ямку положил? Забыл он! Кушай теперь тухлые позы. Ты сам тухлый поза – Доржишке калым воронил!
– Доржишка–то мой шибко хороший друг, – доверительно пояснил Кешке Жамьян, – Тот раз мой калым перехватил. Уборный, помойку в больнице чистил. Баирма ругается…
Баирма, принимавшая доселе активное участие в пирушке, относившаяся к Кешке весь вечер подчёркнуто официально, а к Жамьяну – агрессивно-пренебрежительно, убрала со стола чашки. Потом принесла на диван покрывало, простыню, подушку – всё предпоследней свежести.
– Очевидно-вероятно, будете отдыхать, Иннокентий Ильич, или желаете подышать свежим воздухом на сон грядущий? – осведомилась она, игриво улыбнувшись, давая понять, что великодушно прощает Кешке страшную обиду и потому определённо имеет право на какие-то особые отношения между ними.
Кешка посмотрел на неё как на чудо в перьях и промолчал.
– Выключатель рядом с тобой, – сухо пробурчав, Баирма исчезла за перегородкой, где сорвала зло сдержанной бранью на замычавшего спросонья Жамьяна.
Кешка повесил пиджак на спинку стула и лёг на диван, не раздеваясь, укрыв покрывалом только ноги. Он долго лежал так без сна, и хотя «принимал на грудь» через раз, памятуя о завтрашнем дне, сказывалось возбуждение от выпитого. И была тревога за отца: что случилось с ним? Ещё полгода назад, когда Кешка был дома в отпуске, он казался несокрушим и полон энергии. Неужели это страшная болезнь, о которой не упоминалось в телеграмме? Загадка разрешится не ранее, чем через сутки. Из города надо ехать ещё на поезде. А сейчас спать, спать и спать, но, как всегда бывает, в приказном порядке сон не шёл.