Ротмистр Гордеев 2
Шрифт:
— Так я ж не один. Мне помогает Антошка, — Игнатьев кивнул на суетящегося у плиты рядового в переднике, — Представляете, наш бывший домашний поварёнок оказался здесь рядовым в 35-й дивизии. Я добился его откомандирования в моё распоряжение, и дела пошли в гору.
— Вы, Алексей Алексеич, прямо, как мой комэск.
— Гордеев? Доводилось слышать про его подвиги. Необычный человек.
— Это вы верно подметили.
— Вы же иностранцев к нему сопровождаете? — Игнатьев понизил голос.
Канкрин
— Учтите, гости непростые.
— Господа Хорн и Джадсон?
— Эти само собой, но их спутники журналисты гораздо интереснее.
Канкрин глянул на оживлённо беседующую по-английски штатскую троицу.
— Журналисты как журналисты.
— Не скажите, граф. Тот, что постарше — сэр Артур Конан Дойл. Представляет здесь «The Times».
Глаза Канкрина загорелись:
— Как? Тот самый автор Шерлока Холмса?
Игнатьев кивнул:
— Рыжеватый только значится по документам, как Джон Джером. На само деле, это Уинстон Черчилль, восьмой герцог Мальборо, член Палаты Общин, писатель, журналист и герой недавней войны с бурами.
— А почему не под своим именем?
— Джером — фамилия его матери, американки. Сэр Уинстон, видимо, не хочет привлекать к себе большого внимания. Он представляет здесь «The Morning Post».
— Интересная парочка, — покачал головой Канкрин.
— Третий — не хуже Американский писатель Джек Лондон. Его ангажировал газетный трест Хёрста.
Канкрин с трудом сдержался, чтобы не присвистнуть. Ну и компанию ему предстоит доставить в их отдельный эскадрон специального назначения. Командир, как в воду глядел, когда ставил ему и Горощени задачу.
Трое британцев и двое американцев застучали ложками в тарелках.
В «игнатьевскую столовку» зашёл Горощеня. Присел рядом с Канкриным, который уже наворачивал куриный супчик.
Хозяин столовой глянул на него, хмыкнул и поставил перед великаном тарелку с двойной порцией. А затем наклонился и прошептал почти в ухо.
— Ты, братец, только до смерти их не заводи, а то мне за них отвечать ещё. Да и люди они, не самые распоследние.
— Нешто я не понимаю, вашбродь, — тихо прогудел в ответ Лихо, — да и от командира приказа не было.
После обильного, а главное — вкусного завтрака, сытые и довольные иностранные наблюдатели и журналисты рассаживались по повозкам.
Ярко светило августовское солнышко. Вокруг кипела жизнь прифронтового Ляояна.
Небольшой караван из трёх повозок тронулся в свою «одиссею».
Город остался позади.
Мистер Джером, он же сэр Уинстон Черчилль развернул на коленях карту и ткнул карандашом в Ляоян, прочертив небольшой отрезок до вычерченной разноцветными карандашами линии фронта.
— Судя по карте, тащиться нам с полтора десятка миль. Полтора-два часа — и мы на месте.
Дорога тянулась, извивалась меж полей. На солнце начали накатывать тучки. Потянуло холодком.
Странная дремота навалилась на иностранцев. Веки словно налились свинцом, а на глазные яблоки будто насыпали песка. Неудержимо тянуло закрыть глаза, чтобы хоть как-то облегчить своё состояние.
Не тянуло в сон только одноглазого великана, ехавшего на телеге с багажом иностранцев, вольноопределяющегося Канкрина, да китайцев-возничих.
Поля заволокло туманом. Белёсые слои ползли со всех сторон, укутывая дорогу в плотную вату, в которой тонул свет, тонули звуки.
«Как в молоке едем», — подумал граф-рядовой и оглянулся на своего товарища.
Лихо перехватил взгляд боевого товарища и подмигнул своим единственным глазом.
Канкрин взглянул на карманные часы. Они ехали уже час, и при обычных раскладах должны были уже подъезжать к расположению.
Неожиданно переднее колесо второй повозки, перевозившей журналистов, издало хруст и отвалилось от оси. Повозка опасно накренилась.
Джек Лондон еле успел соскочить на землю, чтобы не упасть, и подхватил накренившуюся повозку, не давая ей опрокинуться.
Конан Дойл и Черчилль сбросили с себя тенета сна и тоже поспешили покинуть ставшее опасным средство своего передвижения.
Передней повозке с Хорном, Джадсоном и Канкриным и телеге с пожитками путешественников, где ехал Горощеня, тоже пришлось остановиться.
Китайские возницы сгрудились вокруг пострадавшего колеса, что-то стрекотали на своём, бурно жестикулируя.
— О чём они толкуют, граф? — обратился по-английски майор Хорн к Канкрину.
Вольноопределяющийся пожал плечами.
— Я не знаю китайского, сэр. Полагаю, обсуждают перспективы ремонта.
— А можно всё-таки как-то их расспросить? Для нас это важно…
— Попытаюсь что-то сделать.
Канкрин подошёл к трём китайцам и вступил с ними в бурную дискуссию, состоявшую, в основном из красноречивых жестов и повторений по несколько раз одних и тех же русских фраз, воздеваний рук к хмурому небу, отрицательных качаний раскосыми лицами и цоканием языками.
С неба начал накрапывать мелкий дождик, будто не август на дворе, а, прости господи, конец сентября.
Военные наблюдатели и журналисты ежились, кутаясь в одежду от слишком уж свежего ветерка. Один только Джек Лондон, похоже, получал от происходящего какое-то удовольствие — крутился вокруг китайцев, то и дело делая фотографические снимки
— Говорят, треснула ось — нужно менять. А колесо слетело — вывалилась чека, — пояснил Канкрин, вернувшись к путешественникам.
— Сколько займёт ремонт?