Роза ветров (сборник)
Шрифт:
Впрочем, для Берты и Евы база означала нечто гораздо большее. Именно они были нашими главными архитекторами-планировщиками, изобретательными строителями и наиболее заботливыми и благодарными жильцами: они постоянно то улучшали вентиляцию, то учились делать окна в потолке, то удивляли всех остальных новыми прибавлениями к нашему многокомнатному дому, вырубленными во льду. Именно благодаря им необходимое снаряжение всегда располагалось в доступных местах, а наша плита всегда хорошо горела и эффективно обогревала помещения. Благодаря им «Буэнос-Айрес», где хранились экспедиционные книги и карты, где готовили, ели, работали, разговаривали, спорили, иногда обижались друг на друга, занимались живописью, играли на гитаре и банджо сразу девять человек, всегда оставался чудом удобства и комфортности. Мы действительно жили дружно, а если кому-то хотелось побыть в одиночестве, для этого достаточно было залезть в свою нору головой вперед.
Берта, однако, не успокаивалась. Сделав все возможное, чтобы превратить "Южно-южную Америку" в пригодное для житья
Капитан Пардо не хотел оставлять нас, но полученные им инструкции не позволяли ему долго задерживаться в море Росса, и в конце концов с множеством различных наставлений (не устраивать далеких вылазок, не рисковать, не допускать обморожений, осторожно обращаться с острыми предметами, следить, не появятся ли во льду трещины) и сердечным обещанием вернуться в залив Косаток 20 февраля или так близко к запланированной дате, как позволят ветры и льды, этот замечательный человек с нами распрощался. Поднимая якорь, команда салютовала нам дружными криками. В тот вечер мачты «Ельчо» скрылись в долгих оранжевых сумерках октября за северным горизонтом, за краем мира, оставив нас наедине со льдом, безмолвием и Южным полюсом.
И в ту же ночь мы начали планировать поход на юг.
Месяц пролетел в коротких тренировочных вылазках и организации промежуточных складов. Жизнь, которую мы вели дома, порой нелегкая, никого из нас не подготовила, однако, к трудностям, встречающимся, когда нужно, например, тащить за собой груженые сани при десяти или двадцати градусах ниже нуля. Всем нам необходимо было тренироваться как можно больше, прежде чем мы решились бы на долгий поход.
Маршрут моего самого длинного путешествия (с Долорес и Карлоттой) пролегал в юго-западном направлении, к горе Маркем. Совершенно кошмарное путешествие: сплошные торосы и метели, трещины во льду, никакой видимости в горах, когда мы туда добрались, пурга и заносы на всем обратном пути. Оно оказалось, впрочем, полезным в том смысле, что мы смогли оценить свои силы. Кроме того, мы подготовили два промежуточных склада в ста и ста тридцати милях к юго-юго-востоку от базы. Позже участницы других пробных вылазок прошли еще дальше, и вскоре у нас появилась целая цепочка обозначенных пирамидами из снега складов, растянувшаяся до широты 83ь43 , где Хуана и Зоя обнаружили огромные каменные ворота, открывающие дорогу по леднику на юг. Склады эти мы оставляли, чтобы избежать по возможности голода, неудобств и лишений, преследовавших южную экспедицию капитана Скотта. И к нашему удовлетворению, мы открыли, что в состоянии справиться с санями не хуже, чем сильные собачьи упряжки Скотта. Конечно, едва ли можно было ожидать заранее, что мы сумеем увезти так много и передвигаться так быстро, как его люди: удалось нам это лишь потому, что нашей экспедиции сопутствовала гораздо более благоприятная погода, чем та, что досаждала экспедиции капитана Скотта на всем протяжении перехода по шельфовому леднику. Кроме того, сыграло свою роль и качество пищи. Я уверена, что именно добавка в наш пеммикан пятнадцати процентов сушеных фруктов спасла нас от цинги. Картофель, замороженный и высушенный по древнему индейскому рецепту, оказался очень питательным и одновременно легким и компактным, что весьма удобно при перевозке на санях. Одним словом, к путешествию на юг мы подготовились основательно и в значительной степени были уверены в своих способностях.
Южная группа отправилась с двумя санями: одна команда состояла из Хуаны, Долорес и меня, другая — из Карлотты, Пепиты и Зои. Вспомогательная группа, в которую входили Берта, Ева и Тереса, отправилась с большим грузом припасов сразу на материковый ледник, чтобы разведать маршрут и оставить склады для нашего возвращения. Мы вышли пятью днями позже и встретились с ними, когда они уже возвращались, между складом Эрсилла и складом Миранда (см. карту). В ту «ночь» (конечно же, настоящая ночь так и не наступила) мы собрались вдевятером почти в самом центре огромной ледяной равнины. Было 15 ноября, день рождения Долорес. Мы отпраздновали это событие, добавив в горячий шоколад восемь унций писко [водка (обычно американского производства) (исп.)], развеселились, даже пели. Странно вспоминать теперь, как тонко звучали наши голоса посреди великого безмолвия. Небо, затянутое ровной белой пеленой без теней; ни горизонта, ни любых других выделяющихся черт местности не видно; вообще кроме белизны не на что смотреть. А мы пришли в это белое место на карте, в эту ледяную пустыню и веселимся и поем, словно пташки…
Переночевав и плотно позавтракав, вспомогательная группа ушла на север, а мы двинулись с санями дальше. Небо немного расчистилось. Высоко над нами быстро-быстро бежали с юго-запада на северо-восток худые облачка, но у самого ледника установилась спокойная погода и как раз настолько холодная — от пяти до десяти градусов ниже нуля, — чтобы снежный покров оставался достаточно твердым
По ровному льду мы ни разу не прошли за день меньше одиннадцати миль, т. е. семнадцати километров, а обычно проходили по пятнадцать-шестнадцать миль, или около двадцати пяти километров. (Все наши приборы, изготовленные в Британии, были прокалиброваны в футах, милях, градусах Фаренгейта и т. п., но мы часто переводили мили в километры, потому что большие цифры выглядели внушительнее.) Отбывая из Южной Америки, мы знали, что в 1908 году мистер Шеклтон предпринял еще одну экспедицию в Антарктику, с тем чтобы достичь Южного полюса, но ему это не удалось, и в июне 1909 года (год нашей экспедиции) он вернулся в Англию. Ко времени нашего отъезда до Южной Америки еще не дошли подробные отчеты о его исследованиях, и мы не знали, каким маршрутом он двигался и как далеко ему удалось дойти. Однако нас не особенно удивило, когда вдали, на безликой белой равнине мы увидели трепещущую черную точку, крошечную на фоне вздымающихся горных вершин и бегущих в странном молчании дымчатых облаков, окрашенных по краям в радужные цвета. Мы свернули с нашего курса к западу, чтобы осмотреть это место: снежная горка, почти засыпанная зимними штормами; флаг на бамбуковой мачте, от которого остался лишь обрывок истончившейся до нитей ткани; пустая банка из-под масла да сохранившиеся следы, торчащие на несколько дюймов над поверхностью льда. При определенных погодных условиях случается, что снег, спрессованный под тяжестью шагов человека, остается на месте, тогда как мягкий снег вокруг следов тает или уносится ветром. Вывернутые наизнанку следы стояли там все эти месяцы, словно цепочка колодок сапожника, — на редкость необычное зрелище.
Других подобных стоянок мы на своем пути не встретили. Я думаю, что в целом наш путь пролегал восточнее маршрута мистера Шеклтона. Хуана, наш картограф, хорошо подготовилась к экспедиции и очень тщательно, скрупулезно фиксировала весь маршрут, однако оборудованием мы располагали самым примитивным: теодолит на треножнике, секстант с искусственным горизонтом, два компаса и хронометры. Пройденные расстояния мы замеряли с помощью колеса со счетчиком, укрепленного на санях.
Через день после того, как мы миновали стоянку мистера Шеклтона, я впервые ясно увидела вдали среди гор на юго-востоке огромный ледник, через который нам предстояло подняться с барьерного ледника на уровне моря до плато на высоте десяти тысяч футов. Перед нами словно распахнулись чудесные ворота, слева и справа сжатые огромными каменными колоннами. Зоя и Хуана назвали вытекающую из ворот ледяную реку ледником Флоренс Найтингейл в честь англичанки, которая в определенном смысле вдохновила и направила нашу экспедицию; образ этой очень смелой и весьма необычной леди воплощает в себе, возможно, все самые хорошие и самые странные черты, присущие островной расе британцев. Разумеется, на всех картах ледник носит то имя, которое дал ему мистер Шеклтон, — ледник Бирдмора.
Подъем по леднику оказался делом нелегким. Сначала наш путь пролегал по довольно ровной и хорошо размеченной вспомогательной группой местности, но через несколько дней стали встречаться ужасные пропасти и лабиринты занесенных снегом трещин от фута до тридцати шириной и от тридцати до тысячи футов глубиной. Шаг за шагом мы продвигались вперед и вверх, проведя на леднике целых пятнадцать дней. В начале пути погода стояла теплая, до двадцати градусов по Фаренгейту, и в душные ночи, наполненные светом, наши маленькие палатки становились удивительно неудобными. Все мы в той или иной степени пострадали от снежной слепоты, и это как раз тогда, когда острое зрение было необходимо нам, чтобы уверенно выбирать дорогу среди торосов и расселин в измученном теле ледника, а также чтобы просто наслаждаться красотами вокруг нас, ибо каждый день являл нашим взорам все новые и новые безымянные величавые пики на западе и юго-западе: вершина за вершиной, долина за долиной, голый камень и снег, застывшие в середине бесконечного дня.
Всем этим горным вершинам мы давали имена, но не очень серьезно, поскольку не рассчитывали, что наши открытия станут достоянием географов. У Зои обнаружился настоящий дар придумывать названия, и это благодаря ей на некоторых самодельных картах, до сих пор хранящихся по чердакам нескольких домов в тихих южноамериканских предместьях, встречаются такие любопытные места, как "Большой нос Боливара", "Я — генерал Росас", "Творец облаков", "Чей палец?" и "Трон Девы Марии Южного Креста". Когда мы выбрались наконец на высокогорное плато, огромную внутриконтинентальную равнину, именно Зоя назвала ее «пампасами», утверждая, что вокруг нас бродят огромные стада невидимых животных. Призрачные стада, пасущиеся на обметаемом поземкой снегу, а их гаучо — беспокойные, безжалостные ветры. Мы все тогда немного тронулись от усталости, большой высоты — все-таки двенадцать тысяч футов над уровнем моря, — холода, задувающего ветра и сияющих колец или крестов вокруг солнц, которых, как нам иногда казалось, на небосводе было сразу три или четыре.
Это место совсем не для людей. Нам следовало повернуть назад, но, с такими трудностями добравшись туда, мы сочли необходимым продолжить путь, по крайней мере, какое-то время.
Когда началась метель и стало очень холодно, нам пришлось в течение тридцати часов оставаться в палатках в спальных мешках. Отдыху мы конечно были рады, но больше всего нам хотелось тепла, которого на всей этой ужасной равнине не осталось нигде, кроме как в наших венах. Почти все тридцать часов мы лежали, тесно прижавшись друг к другу, а под нами был лед в две мили толщиной.