Рождение мексиканского государства
Шрифт:
Поэтому мексиканское правительство с самого начала уделяло особое внимание установлению нормальных отношений с США и добивалось признания последними суверенитета Мексики. 30 ноября 1821 г. министр иностранных дел Эррера сообщил государственному секретарю Дж. К. Адамсу «о победе мексиканских патриотов под командованием бессмертного Итурбиде». Министр заявлял, что его народ испытывает самые добрые чувства к США и желает жить в дружбе с ними{153}. В последних числах февраля 1822 г. в Вашингтон прибыл мексиканский офицер Эухенио Кортес, вручивший президенту Монро личное письмо Итурбиде.
Послания Итурбиде и Эрреры дошли по назначению как раз в тот момент, когда политика правящих кругов США по отношению к освободительной войне испанских колоний вступила в новую фазу. Революция 1820 г. в Испании усугубила безнадежность борьбы монархии Фердинанда VII против революционного движения в Испанской Америке, которая к тому времени почти полностью (за исключением Перу) освободилась от колониального ига. В результате завоевания национальной независимости южноамериканские владения Испании и Мексика обрели государственную самостоятельность. В таких условиях администрация Монро, учитывая интересы североамериканской буржуазии, добивавшейся захвата рынков Латинской Америки, пришла к выводу о необходимости установления официальных отношений с молодыми испаноамериканскими государствами.
8 марта 1822 г. президент обратился к конгрессу со специальным посланием, в котором, отмечая «решающие успехи» освободительного движения бывших испанских колоний, предлагал рассмотреть вопрос о признании их независимости. 19 марта это предложение поддержала комиссия по иностранным делам палаты представителей. Она подготовила доклад о событиях в Испанской Америке.
Обрисовав положение южноамериканских стран, авторы доклада подчеркивали, что «революция в Мексике по своему характеру и развитию несколько отличается от революции в Южной Америке, да и ее результат в смысле организации управления не совсем такой же самый. Однако независимость провозглашена «Мексиканской империей» и практически осуществлена с 24 августа прошлого года столь же твердо, как и республиками на юге; ее географическое положение, население и ресурсы являются залогом сохранения независимости, которую она провозгласила и фактически вкушает в настоящее время»{154}. 28 марта конгресс принял решение о признании независимости испаноамериканских государств.
Однако этот акт в течение длительного времени оставался чисто номинальным, так как вашингтонское правительство, не желая вступать в конфликт с Испанией и другими европейскими державами, не спешило реализовать постановление конгресса. Правда, государственный секретарь Адамс, отвечая 23 апреля на послание Эрреры, обещал назначить посланника в Мексике, но дальше обещаний дело не пошло. После провозглашения Итурбиде императором правящие круги США явно продолжали уклоняться от установления отношений с Мексиканской империей. Вместо назначения дипломатического представителя Монро в неофициальном порядке направил туда для изучения обстановки на месте члена конгресса от штата Южная Каролина Джоэля Робертса Пойнсетта, ранее уже выполнявшего поручения в Южной Америке.
Пойнсетт приехал в Мехико в конце октября 1822 г. 3 ноября ему дал аудиенцию император, принявший его за официального представителя США. Североамериканский дипломат увидел перед собой статного мужчину в расцвете сил, немного выше среднего роста, атлетического телосложения. Его стройная фигура и безукоризненная выправка сразу выдавали кадрового военного, на щеках играл свежий румянец. Он держался подчеркнуто любезно, старался говорить вкрадчивым тоном, но это ему не очень удавалось. То и дело у него проскальзывали резкие, властные, высокомерные нотки, в поведении проявлялись скрытность и осторожность. Разговаривая, Итурбиде имел обыкновение не смотреть на собеседника, а устремлять свой взор вниз или отводить в сторону.
Император произвел на Пойнсетта крайне отрицательное впечатление. Свою очевидную неприязнь американец объяснял тем, что Итурбиде, узурпировав верховную власть, установил режим тирании и произвола. Характеризуя его моральный облик, Пойнсетт утверждал, будто даже в обществе, не отличавшемся строгой моралью, он выделялся своей аморальностью». Основанием для подобного утверждения послужили, по всей вероятности, ходившие при дворе слухи о связи императора с дочерью своей любовницы Марии Родригес — юной Антонией. Однако, быть может, в гораздо большей степени на позицию эмиссара Белого дома повлияло неосторожное замечание Итурбиде о том, что существующие в Соединенных Штатах институты не подходят к мексиканским условиям{155}.
Пойнсетт встречался также с министром иностранных дел, членами конгресса и другими политическими деятелями. Среди них был близкий Итурбиде полковник Хуан Аскарате, которому представитель президента Монро прямо заявил, что граница, установленная американо-испанским договором 1819 г., не устраивает США, и провел на карте другую линию таким образом, что Техас, Новая Мексика, Верхняя Калифорния, часть Нижней Калифорнии, Соноры, Коауилы и Нуэво-Леона отходили к Соединенным Штатам. Хотя Пойнсетт оговорился, что является частным лицом и выражает только свое личное мнение, предпринятый им зондаж отражал агрессивные намерения экспансионистов США и подлинную цель его миссии.
По возвращении на родину (январь 1823 г.) Пойнсетт представил президенту доклад о положении в Мексике. «Я счел нежелательным, — вспоминал он потом, — установление контакта с узурпатором как в силу неустойчиввости его трона, так и по той причине, что подобного рода шаг с нашей стороны обескуражил бы республиканскую партию… и вызвал бы вражду к нам в случае ее успешной попытки свергнуть императорское правительство»{156}. Отмечая непрочность режима Итурбиде и предсказывая его недолговечность, конгрессмен советовал воздержаться от налаживания отношений с мексиканской монархией. Но эта рекомендация несколько запоздала.
Еще в сентябре 1822 г. Итурбиде назначил Хосе Мануэля Сосайю чрезвычайным посланником и полномочным министром в США. Приехав в Вашингтон, Сосайя 12 декабря вручил верительные грамоты и был аккредитован. Многие североамериканские историки расценивают этот акт как юридическое признание суверенитета мексиканского государства Соединенными Штатами{157}. Однако с такой точкой зрения нельзя согласиться. Вынужденное принять дипломатического представителя Мексиканской империи, правительство Монро тем не менее не желало устанавливать нормальные двухсторонние отношения со своим южным соседом. Поэтому в лучшем случае можно говорить лишь о признании им независимости Мексики де-факто. По существу же политика Белого дома оставалась неизменной.
Некоторые авторы склонны объяснять эту политику главным образом отрицательным отношением республиканских США к узурпатору Итурбиде, а также к монархии вообще{158}. Конечно, этот фактор оказывал известное влияние на позицию США[24], но прежде всего она обусловливалась отсутствием стабильности в Мексике и неустойчивостью режима Итурбиде. Решающую роль играли не политические симпатии и антипатии, а реальное соотношение сил, которое явно складывалось не в пользу мексиканской монархии. Вместе с тем нормализации отношений Мексики с Соединенными Штатами препятствовали экспансионистские планы последних. Их конкретным проявлением была в то время колонизация Техаса.