Рожденная революцией
Шрифт:
– Борецкий! – крикнул он возмущенно. – О чем ты говоришь? Твои слова эти – подозрение в адрес нашего здорового коллектива! Это выпад против общественности! Не слушайте его, товарищ Кондратьев!
– Милиция во всем разберется, – мягко сказал Борецкий.
Коля вышел во двор. В углу, у помойки, подметал дворник. Коля подошел к нему и стал смотреть, как красиво и профессионально обращается тот с метлой.
– Хорошо у вас получается.
– Опыт, – улыбнулся дворник. – Хотите попробовать?
– У меня не выйдет. Вы Хасанов?
– А вы из
– Как так? – удивился Коля.
– Да просто… Повадился Смирнов к цыганам ездить – вот и сложил голову. Он, я так понимаю, советский директор, не купец.
– Согласен с вами. Вы мусорные ящики уже чистили?
– Нет. А что искать?
– С намека понимаете, – с уважением сказал Коля. – Белые мужские полуботинки. Вот мой телефон. – Коля записал номер на обрывке бумаги и протянул дворнику. Тот тщательно свернул бумажку и спрятал ее.
Домой Коля пришел поздно. Утром предстояло оперативное совещание, нужно было продумать версии, обмозговать возможные ходы противника. Нужно было разработать систему мероприятий, с помощью которых уголовный розыск мог выйти на банду грабителей.
– Вижу, первый день – не сахар. – Маша собрала посуду на поднос, улыбнулась: – Неси-ка на кухню, мыть будем вместе.
– Маникюр у тебя, – Коля взял ее за руку. – Сам помою. Куда назначили?
– Пока – во Дворец пионеров. Буду вести кружок французского языка и искусства. Кстати, нам бы надо с тобой на Волхонке побывать, в музее изобразительных искусств. У них отличная коллекция голландцев! Ты их помнишь в Эрмитаже?
– Как наши передвижники, – сказал Коля. – Только получше.
Маша с интересом посмотрела на мужа:
– Не слишком патриотическая точка зрения. Но, по-моему, она не лишена смысла. Так пойдем на Волхонку?
– Уже был. Не дай бог. У меня там сложнейшее дело, а голова – пустая. Ни одной идеи.
– Идеи будут завтра, – уверенно сказала Маша. – Начнешь совещание – сам не заметишь, откуда что привалит, как любила говорить Лицкая. – Маша вздохнула, задумалась. – Я часто ее вспоминаю. Может, к лучшему, что так все случилось? Что было бы с ней сейчас? Отец – бывший камергер.
– Не нужно об этом, – попросил Коля. – Я бы предпочел навсегда забыть об этих днях.
– А я уверена, что о них нужно всегда помнить, чтобы они больше никогда не повторились…
– Начнем с младших по званию, – открыл совещание Коля. – Говорят, в старину был такой обычай у военных. Пожалуйста, Рудаков.
– Я уже высказывал товарищу начальнику свою версию, – сказал Олег. – Повторю для всех. Анализ событий заставляет уверенно предположить, что члены шайки подозревали погибшего Агеева и решили проверить его. Когда убедились, что магазин на Масловке нами обставлен, – они Агеева убили, причем убили так, что это выглядело, как смерть от руки сторожа.
– Я – против, – встал Воронцов. – То, что сторож выполнял задание банды, – чушь! Для
– А вы не допускаете, что бандиты умело подвели Агеева под выстрел? – спросил Виктор.
– Допускаю, – согласился Воронцов. – А как это проверить?
– Подумаем, – сказал Коля. – Лично мне версия товарища Рудакова кажется правдоподобной. У меня еще вот что. На директоре Смирнове был белый костюм. А ботинки – черные. Белые он, по его словам, накануне перепачкал. Я прошу вас, Воронцов, тщательно это проверить.
– А зачем? – удивился Воронцов.
Коля помрачнел:
– Любое дело складывается из тысячи нюансов, оттенков, по-русски сказать. Если вас этому не научили, – мне остается только пожалеть. Честно говоря, я пока и сам не знаю, Воронцов, зачем может пригодиться история с ботинками. Но жизнь меня убедила, и я хочу убедить вас в том, что в нашем деле нет мелочей или ненужных, неинтересных обстоятельств. К раскрытию ведет иной раз не то что слово, – буква!
– Предлагаю поручить Рудакову точно определить с помощью свидетелей и экспертов, когда бандиты пришли и когда ушли. Украдено очень много. Мы должны точно знать, какое реальное время затратила банда, чтобы проникнуть в магазин, собрать все вещи и унести их, – сказал Виктор.
– Принимается. Борецкий мне уже намекал, что в этом плане не все чисто и не все ясно, но я пока не имею четких предложений. Подумаем.
– И последнее, – заключил Виктор. – Я займусь всеми скупщиками золота и драгоценностей, дам ориентировку по другим городам, в Ленинград в частности.
– Принято, – согласился Коля. – Все свободны. Вас, Кондаков, прошу остаться.
Когда все ушли, Коля сказал:
– Есть хочу, как из пушки. Где буфет, покажешь?
– Покажу, – кивнул Виктор и вдруг хитро улыбнулся: – А кто мне рассказывал про кутежи в девятьсот девятнадцатом? Про «стюдень из лошадиных мослов»? Махнем.
– Э-э, была не была!
У входа в ресторан стояла длинная очередь. Толстый швейцар лениво толкал в грудь какого-то подвыпившего парня.
– Иди, иди, – увещевал он. – Иди, сказано, и значит – иди.
Похоже, швейцар обладал не слишком большим запасом слов.
– Не пройдем, – вздохнул Коля. – Не удостоверение же ему показывать. Если бы по делу – тогда, конечно. А так у меня уже был случай. Я показал, а такой вот в галунах начал на всю улицу орать. «Одним, – кричит, – все, другим – ничего!» Пойдем в буфет.
– Сейчас, – Виктор протиснулся к дверям. – Что на первое идет? – строго осведомился он. – Борщ московский?
– Так точно, – по-военному ответил швейцар. – А что?
– Подойдет, – шепотом сказал Виктор. – Николай Федорович, пройдите.
– То ись, как? – опешил швейцар.
– Ты же сам сказал «так точно», – бухнул Виктор, осторожно пропуская вперед Колю. Обалдевший швейцар закрутил головой, словно ему в уши попала вода.
Сели за столик.
– А ты, оказывается, мастер «арапа заправлять»…