Рожденные в завоеваниях
Шрифт:
Путешественница стартовала с восточной возвышенности. У нее были своеобразные отношения с Империей, в которой многие надеялись на ее гибель, и не меньшее количество людей молилось об успехе женщины.
Анжа лиу собиралась покорить дерлетанскую пустошь и собиралась сделать это, как покоряла другие территории — слившись с ними. Когда ей недоставало еды, она охотилась, когда уставала от путешествия, то разбивала временный лагерь и ждала, пока не появится охота снова продолжать путь. Многое не давалось так уж легко: дичь попадалась редко, хорошо пряталась и была опасна; останавливаться и отдыхать целый день могло оказаться смертельным на холоде, способном так убаюкать путника ложным теплом, что он заснет Долгим Сном — так аборигены называли
Проходил день за днем, всегда одинаково, лишь иногда сквозь серый кокон облаков проникал лучик света. Светло-серый переходил в темно-серый и черный, по мере прохождения дневного цикла Дерлета. Иногда Анжа мечтала о смерти и смерть манила теплом и звала. В такие ночи Анжа заставляла себя проснуться и занималась какой-то мелкой, но успокаивающей работой, например, чистила оружие, или чинила меховую одежду.
Она осталась наедине со своими мыслями, а такого не случалось ни разу за двадцать лет.
«Это все, что нужно, — говорила она себе. — Мне дали временный императорский статус и я сослужу Империи службу, которую не смог и не сможет сослужить никто другой. Прецедент — вот что имеет значение. Люди, которым я служу, не забудут, хотя Совет Правосудия и хотел бы этого».
В долгие, бесконечно серые дни Анжа не спрашивала себя, счастлива ли она и даже удовлетворена ли своей нынешней судьбой. Она научилась никогда не заходить так глубоко, чтобы не натолкнуться на боль, после стольких лет все еще тревожившей ее.
«Да, я сослужу Империи службу, — повторяла про себя женщина. — Я хочу стать в ряды вооруженных сил. Это цель моего существования. Я не стану гадать, что будет дальше».
Ее сны говорили о другом, однообразная обыденность и неизменность серых долин стала как бы холстом для ее внутреннего видения. Просыпаясь на утро женщина видела вокруг себя только лед, и лежала, окутанная сюрреалистическими образами, которые штурмовали ее сонный разум обрывками столь долго подавляемых страстей. Она испытывала острую необходимость удовлетворить эти желания, они не могли долее находиться внутри нее. Это были человеческие желания, но они считались неприемлемыми, и Анжа жестоко, но по необходимости отказывала им в удовлетворении. Азеа не жаждала крови, поэтому Анже придется держать в узде свою жажду мщения. Азеа не нуждалась в острых ощущениях, поэтому Анже придется направить свою сексуальную энергию в другое русло. «Я — азеанка», — повторяла она и заставляла себя соответствовать этому шаблону, несмотря на цену, что требовало за это у нее разрываемое мечтами сознание. Придет время, когда Анжа сможет делать то, что хочет. Но это время пока не пришло, и поэтому сны и грезы оставались ее единственным выходом в мире, где умеренность определяла национальность.
Тем не менее даже эти видения стали слабеть, в конце концов сдаваясь вечной серости, которая была душой Дерлета. Пришел день, когда Анжа отчаянно пыталась вспомнить хотя бы кошмарные образы, привнести больше разнообразия, если не в собственный мир, то в свои мысли. Но сны, как и все остальное, тонули в вечной серости, и их образы терялись в скуке Дерлета, что довлела все больше и больше.
Анжа получила обморожение, но не очень сильное, и это не мешало ее продвижению вперед. Азеа способна восстановить все, что отомрет в холоде, при условии, что посол выживет и доберется назад. Что касается охоты, то телепатия облегчала процесс, насколько это возможно в покинутой живыми существами пустой земле. Временами Анжа завлекала дичь прямо на острие копья, в других случаях ментальными щупами
Дни стали короче. Хотя Анжа и считала их, все же число было приблизительным. Зимний день мало соответствовал ее внутреннему календарю. Вскоре налетят штормовые ветра и вьюги Дерлета замедлят продвижение. Если Анжа к тому времени не доберется до дальних гор, то, вероятно, вообще этого не сделает.
А затем появились кисуну.
Любопытно, что перед лицом опасности телепату снилась любовь. Это чувство было ей совсем незнакомо и Анжа не понимала, что это. Те воспоминания о человеческих привязанностях, которые у нее осталась с детства, были заблокированы в памяти тем же способом, что и период, когда она получила травму. Опредленно ее дальнейшая жизнь, презрение других студентов и постоянно присутствующая ненависть Совета Правосудия Азеи, не давала шансов узнать такие нежные эмоции. Но во сне Анжа была в другом мире, в объятиях мужчины, имеющего отличительные черты чужака, подобные ее собственным чертам, — волосы его были цвета крови.
— Я знаю, что ты стоишь перед лицом неизвестного и, не исключено, что ужасного будущего, — шептал он. — Я знаю, что ты больше привыкла к ненависти, чем к уважению, и тебя воспитали так, что тебе незнакома нежность. Но узнай сейчас — и помни, когда боль станет слишком сильной — что один человек так сильно о тебе беспокоился, что называл митете. Ты знаешь мой язык. Ты знаешь, что значит это слово.
Когда Анжа протянула руки, чтобы обнять мужчину, но внезапно проснулась в холоде и тьме и почувствовала запах смерти.
Кисуну!
Ее разум нуткнулся на плотоядный инстинкт и навесил на него соотвествующый дерлетанскый ярлык. Кисуну — убивающие во льдах. Подобные волкам хищники, охотятся стаями, им требуется малое количество пищи для поддержания сил во время долгих переходов. Они способны охотиться и загнать любое существо, которому не повезло столкнуться с ними.
Это были разумные существа. Анжа немедленно классифицировала их при помощи телепатической чувствительности и итог вывел ее из равновесия. Кисуну хаотичные по природе создания и у них нет никаких строений или приспособлений в подтверждение их разумности, но несмотря на это, их нельзя классифицировать как простых животных. У них есть некая культура — Анжа почувствовала, что не поймет ее, — но в них имелось что-то, кроме стадного инстинкта.
И они были очень, очень голодны.
Анжа развела огонь; кисуну осторожно отступили, но не проявили никакого животного страха. Два разумных вида на одной планете? Редко, но встречается.
Но почему дерлетанцы ничего не сказали ей?
Возможно, они не знали.
Невозможно, поправила сама себя Анжа. Встретившись с этими существами, нельзя не понять, что они обладают более, чем животным разумом.
Да, дерлетанцы знали. А те, кто понимали кисуну, выживали во время полугодового путешествия через сердце их территории.
И снова Анжа выпустила щупик мысли; и быстро убрала назад, обожженная прикосновением животного голода и такого чужеродного сознания, что ни один человек не может надеяться его понять до конца.
«Очень хорошо, — подумала она. — Я буду говорить на универсальном языке».
Она достала лук и выложила перед собой стрелы, воткнув их наконечниками в снег. Желтые глаза смотрели на нее напряженно, не мигая, и существа отступили — на шаг или два, но готовы были напасть в любой момент. Было ясно: они ждут, когда женщина прицелится. Хорошо, что ей не требовалось целиться. Одним движением Анжа подняла лук и выпустила стрелу с хорошим оперением, взвизгнув, она воткнулась в тело изумленного кисуну, и очевидно попала по какому-то жизненно важному месту. Существо коротко взвыло и упало. Синевато-черная кровь окрасила снег и предсмертный крик эхом прозвучал в серой пустоте.