Рождественская невеста

Бэлоу Мэри

Эдгар категорически отказался позволить Элен взять одну из метел. Он даже угрожал на глазах у своего отца и всех присутствующих, что перебросит ее через плечо и понесет в дом, если она собирается продолжить спорить с ним. Она сладко улыбнулась и назвала его тираном на глазах у его отца и всех присутствующих.

А потом, как будто всего этого было недостаточно, он твердо взял ее под руку, когда они ступили на лед, и катался с ней по периметру расчищенного льда так, будто они были степенной парой средних лет. То, что они и были именно такой парой, вообще

не имело никакого отношения к ее обвинению в тирании.

– Я так полагаю, - сказал он, когда Элен выразила свое неудовольствие, - ты желаешь выполнить несколько показательных головокружительных вращений и рискованных прыжков.

– Ну, я действительно хотела покататься на коньках, Эдгар, - ответила она ему.

– Ты сможешь сделать это в следующем году, - сказал он ей, - когда малыш будет дома, в своей теплой детской кроватке и в безопасности от безрассудства его матери.

– Или ее матери, - добавила Элен.

– Или ее матери.

– Эдгар, - спросила она, - быть беременной в моем возрасте ужасно вульгарно?

– Ужасно.

– Я стану ещё толще в течение нескольких следующих месяцев.
– Сказала она.
– А свою талию я уже где-то потеряла.

– Я заметил, - произнес он.

– И, наверное, думаешь, что я похожа на пудинг?

– На самом деле, - ответил Эдгар, - я думаю, что ты выглядишь очень красивой, и чем больше будешь увеличиваться в размерах, тем привлекательнее будешь выглядеть.

– Значит, в нормальном состоянии я не столь красива?

– Элен.
– Он заставил ее остановиться, и четыре пары немедленно пронеслись мимо них.
– Если ты пытаешься снова поссориться со мной, воздержись. На днях я окажу тебе эту услугу. Я обещаю. Неизбежно, что у нас будут несколько потрясающих ссор в будущем. Но не сегодня. Не этой ночью.

– Хм-м.
– Она вздохнула.
– Черт бы тебя побрал, Эдгар. Какой ты скучный.

– А еще буржуазный, деспотичный и влюбленный в тебя.

На сей раз, она услышала и обратила внимание. На сей раз, она посмела предположить, что, возможно, это правда. И что, возможно, пришло время ответить тем же. Но она не могла сказать это вот так. Это было что-то, к чему надо было подойти с особой осторожностью, что-то, что подкралось бы и прыгнуло бы так неожиданно, что слова выскочили бы почти по их собственной воле. Кроме того, она была напугана. Ее ноги были подобны желе, и ей не хватало воздуха. Не из-за прогулки или катания на коньках. Она не была настолько нездоровой.

– Если мы не можем кататься на коньках даже черепашьим шагом, Эдгар, - сказала она, - возможно, нам всем следует уйти.

– Я отведу тебя домой, - сказал он. – Ты, наверное, устала.

– Я не хочу идти домой, - возразила она, глядя вверх, где звезды больше не были видны. Надвигались облака.
– Скоро будет новый снег. Завтра мы, вероятно, не сможем выйти из дома. Давай найдем дерево, за которым можно уединиться. Я хочу поцеловать тебя. Я хочу, чтобы ты поцеловал меня. Почти греховно.

Он засмеялся.

– Зачем тратить время впустую на распутный поцелуй за деревом, - спросил он, - когда мы были бы только отчасти скрыты? Почему бы не возвратиться домой, где мы можем использовать совершенно удобную и полностью уединенную постель, и заняться большим, чем просто поцелуи?

– Потому что я хочу, чтобы меня поцеловали сейчас, - сказала она, пытаясь высвободиться из его объятий и взять за руку. Она покатилась через центр катка в направлении скамьи.
– И потому что я могу растерять свою храбрость во время прогулки назад к дому.

– Храбрость?
– удивился он.

Но Элен больше ничего не сказала. Они едва избежали столкновения с Летти и ее свекром. Убрали свои коньки на скамью. И почти выбрали дерево, но оно уже было занято Фанни Грейнджер и Джеком Сперлингом. Наконец они нашли другое, с прекрасным широким стволом, к которому Элен могла прислониться. Она обняла его и подняла к нему лицо.

– Ты совершенно безрассудна, - сказал он жене.

– Ты рад?
– прошептала Элен, ее губы слегка касались его.
– Скажи мне, что ты рад.

– Я рад.

– Эдгар, - сказала она, - он простил меня.

– Да, любимая, я знаю.

– Я позволила себе любить и быть любимой в эти рождественские дни, - сказал она, - и это никому не принесло несчастья.

– Нет, - сказал он, и она могла видеть блеск его зубов в темноте, поскольку он улыбнулся.
– Если конечно, завтра никто не сляжет с простудой.

– Какая страшная угроза, - сказала она.
– Только этого от тебя и следовало ожидать.

Он поцеловал ее, крепко и страстно. А потом нежнее и продолжительнее, его язык проник в ее рот, вызывая такой жар, который мог бы побороться с холодом ночи.

– Ты принесла счастье многим людям, - сказал он, в конце концов.
– Ты искренне любима. Особенно мной. Я не хочу обременять тебя этим, Элен, и ты никогда не должна волноваться, что твои чувства менее глубоки, чем мои. Но я люблю тебя даже больше, как мне кажется, чем, вообще можно любить женщину. Я не сожалею о том, что случилось, о том, что я женился на тебе. Мне все равно, если ты заставишь меня волноваться из-за твоих «забавных капризов», хотя и надеюсь, что они всегда будут такие же забавные, как этот. Для меня только важно, что ты моя, что я тот человек, которому выпала честь быть твоим мужем до тех пор, пока мы живы. Вот. Я не скажу этого снова, не беспокойся.

– Черт бы тебя побрал, Эдгар, - сказала она.
– Если ты будешь отмалчиваться на эту тему хотя бы в течении одной недели, мои капризы будут самыми безрадостными, которые ты когда-либо мог себе вообразить.

Они снова нежно поцеловались.

– Эдгар.
– Она держала свои глаза закрытыми, когда поцелуй закончился.
– Я лгала тебе.

Он вздохнул и на мгновение прислонился своим лбом к её.

– Я думал, мы пришли сюда, чтобы греховно целоваться...

– Не считая Кристиана, - продолжила Элен, - я никогда ни с кем не была, кроме тебя.