Рождественские рассказы
Шрифт:
— Ну, и черт же живет там — чисто кикимора!.. До этого не скоро доберешься, пошалить чтобы... Тут самый, что ни на есть, из громил громило — обожжется!.. Тьфу!..
Осмотрелся Димант тщательно — все в полном порядке, а все успокоиться не может. Бывало и прежде с ним — и не раз даже — чувство гнетущей тоски, доходящей до паники, охватывало его душу, но так, как теперь, еще ни разу...
— И чего эта гадкая женщина не ругалась, не орала на всю лестницу, не стучала кулаками в дверь... Это все ничего... все бы легче... зачем она так холодно, покойно, равнодушно даже совсем сказала: «Будь же ты проклят Небом!» — будто к счету доложила, что следует! Было, мол, восемь, вот тебе девятое! Да не девятое же, говорю, а восьмое, верно, что восьмое!.. А ну, как я просчитал... долго ли со счету сбиться... проклятая баба!
Борух прошел на кухню, помочил себе голову у крана.
— Как холодно стало, бр... бр... А в груди словно каленым железом жгут...
Часы где-то, наконец, начали бить... Димант считал, внимательно прислушиваясь к этому тихому, тоненькому бою. Отсчитал девять, с размаху добавил даже десять, но часы остановились на первой цифре.
Ювелир вздрогнул.
— Что за странность!.. И какие это часы? Там и часов нет никаких... там только... А вот...
Отчетливые басовые часы, что висели у него в первой комнате, стали бить тоже... пробили девять и замолкли. А вот и еще часы, эти, что в футляре, у его кровати стоят, учащенно так затикали и тоже девять, а больше ничего не прибавили.
Выхватил свою верную луковицу из жилетного кармана...
Стрелки показывают половину двенадцатого. «Это верно!.. Это так и должно быть!.. А чего же они бьют девять»?.. Осмотрел хозяин циферблаты неверных часов, на всех верно: половина двенадцатого... что за диво?
Безнадежно опустился Борух на свою кровать и схватился за голову...
— Никогда со мною, никогда ничего такого не было... — бормотал он... и чувствовал, как слабеет, как его голова, словно сама собой, клонится к подушке. Но это был не сон, скорее обморок, с которым надо бороться, не поддаваться этому болезненному насилию — и Борух боролся. Он чуть не разорвал платок, служивший ему галстуком, расстегнул ворот рубахи, вскочил на ноги и стал энергично ходить по комнатам.
Ходит он, почти бегает, задевает за косяки дверей, толкает локтями острые углы мебели... и видит, и слышит, что вокруг него, во всех углах творится что-то непонятное...
Из каждого шкафа, из каждого сундука и бесчисленных укладок слышится то осторожное всхлипывание, то тихий плач, то разрастающееся рыдание, а пуще всего там, под его кроватью... Там даже будто слова разобрать можно, и все голоса ему знакомые...
Несчастный ювелир в оцепенении стоял посреди всей этой слезливой сумятицы и сознавал, что это галлюцинация, бред, что ничего нет... Но как же это неотвязчиво, как правдиво... Вот этот, например, детский голосок — он его знает — это больной, рыжий гимназист, чахоточный... Его мама все на лекарства закладывала, надоела ему даже... Но Димант давал, все давал, не отказывал... Чего же этот неблагодарный мальчишка орет:
— И когда же это, наконец, кончится?..
Ювелир решил бороться изо всех сил — он даже голос возвысил, хотел перекричать все эти тоскливые, плачущие голоса. Он грозно, во все горло крикнул:
— Молчать! Зачем проклинаете? Сами вы все проклятые!.. Чтоб вам руки, ноги, языки посводило, если кто живы, чтобы вам на том свете черти шкуру сдирали, которые уже померли… чтобы вам...
Вдруг из передней послышался резкий, дребезжащий звонок.
Димант обрадовался этому, кажется, что на этот раз действительному, реальному звуку. Он неслышными шагами пробрался в переднюю и стал прислушиваться...
— Кто бы мог быть в такое неурочное время? — подумал он и спросил: — Кто там?
Ответа не последовало... Димант, выждав с минуту, окликнул еще... тоже полное молчание...
Вдруг он почувствовал, как острый холод потянул через всю квартиру, словно кто-то отворил либо окно на улицу, либо эту прочно забаррикадированную дверь.
— Воры! — завопил несчастный ювелир и бросился в спальню за своим револьвером.
В узком коридоре что-то загремело, падая и разбиваясь вдребезги; кто-то прокладывал там себе дорогу и очень энергично. А посреди спальни стоял здоровенный детина в маске, из-под которой виднелись клочья рыжей бороды. Субъект был в плисовом пиджаке, шея замотана бабьим платком, на ногах мягкие войлочные коты... Это все Димант в одно мгновение успел разглядеть и запомнить. Он также хорошо видел, что посетитель держал в одной руке здоровое долото, а в другой его же собственный, димантовский, и, значит, заряженный револьвер...
— Пикнешь — тут тебе и конец! — сказал замаскированный.
— Пикнешь — тут тебе и конец! — сказал другой голос из передней.
— Только пикни! — произнес третий за спиной несчастного, и Борух почувствовал, как его сжали могучие тиски, как его локти охватила веревочная петля и стянула крепко-крепко, так что даже в плечах что-то хрустнуло...
— Сиди-ка тут смирно и не мешай нам... Мы только легкую ревизию сделаем — небось, всего не заберем... у тебя столько тут добра припасено, что в один раз где троим управиться... ты вот ключи подай да укажи, где что... эти, что ли?
Громила вытянул связку из кармана арестованного.
— Ну, ребята, не копаться, за работу! А ты, молодец, около кассы орудуй пока, да за хозяином поглядывай... время деньги!
И ночные посетители принялись за работу. Это все были люди многоопытные, умелые; они принялись без суеты, не спеша, обнаруживая большой навык к делу и опытность.
А Димант, скрученный в локтях, притянутый к цепи собственной кассы, сидел и смотрел.
Теперь к нему вернулось его прежнее хладнокровие и самообладание... Это невыносимое состояние духа, мучившее его до сих пор, доводившее его до галлюцинации, исчезло пред лицом одной определенной опасности, он только внимательно всматривался в каждую личность, могущую впоследствии помочь ему в розысках этих замаскированных посетителей, если только те оставят его живым, а убивать им нечего, ведь он, Димант, им не мешает, он даже помочь готов. И вот он, заметив, что громила, внимательно осмотрев личинки замков кассы, не так принялся за дело, он же, Димант, остановил его и сказал:
— Не этот ключ! Возьмите короткий с кольцом, надавите прежде эту кнопку там!
— Все равно, сломают и вещь попортят даром! — подумал он при этом.
— Да хозяин-то у нас умный, сообразительный! — захохотал громила у кассы.
— Должно, дрессированный! — отозвался другой из спальни.
— Это он до сундука, что под кроватью, добрался! — подумал Борух, глубоко вздохнул и вдруг, сам неожиданно для себя, заплакал.
Давно уже, лет сорок, может быть, с самого детства, этого с ним не случалось!..
— Жалко, небось, награбленного добра стало? — усмехнулся тот, кто возился с кассой... — Небось, оставили еще тебе на разживу...
— Воды... воды принеси... в горле жжет... — бормотал несчастный ювелир, с трудом сдерживая истерические рыдания...
— Ну, ты полегче! А то я тебя этим напою. Разом смолкнешь!
Димант закусил до крови себе губу и отвернулся, чтобы не видеть разгрома.
А громилы с полным невозмутимым спокойствием продолжали свою работу. Они выбрасывали на пол опорожненные футляры и все связывали в удобные для выноса узлы, запихивали себе за пазухи и в карманы шаровар, за голенища сапог, а все им попадалась на глаза все новая и новая соблазнительная добыча.