Рождество по-новорусски
Шрифт:
Витя одним прыжком легко вскочил на сцену, за ним последовал Митя. Или это Митя первым прыгнул, а Виты вторым? Их вообще обычно путали.
Витя (или Митя?) протянул руку к Гринчуку. Второй охранник последовал его примеру.
Подполковник был такой чистенький, такой отутюженный, высокий, но при этом худощавый, что охранники опасности в нем не видели. А мундир…
Полковник покачал головой. Лично он, если бы сошел с ума и решил драться с Зеленым, делал бы это немного осторожнее.
Зал затаил дыхание, ожидая
Его ожидание было одновременно оправданно и обмануто. Развлечение было, но длилось оно от силы секунд пять.
Гринчук уронил папку, она упала на сцену. Потом на сцену упали Митя и Витя. Гринчук наклонился и поднял папку. Витя и Митя остались лежать.
Пауза.
Потом кто-то неуверенно зааплодировал.
Гринчук оглянулся, заметил за сценой конферансье и поманил его рукой:
– Не могли бы вы извлечь из этих господ оружие? Пожалуйста.
Гринчук улыбнулся. Конферансье вздрогнул, затравленно оглянулся и подошел к лежащим охранникам. Гринчук подождал, пока он расстегнет смокинги охранников и выложит на сцену два пистолета.
– Там еще есть и запасные обоймы, – подсказал Гринчук, – подмышкой, справа.
Конферансье достал обоймы и положил их рядом с пистолетами.
– Спасибо, – сказал Гринчук. – Далеко не отходите, еще можете понадобиться.
Конферансье кивнул и отошел в глубь сцены, чуть не перевернув от сильной растрепанности чувств стойку микрофона. Ударник врезал палочкой по медной тарелке, конферансье схватился за сердце. Ударнику из рок-группы все происходящее очень нравилось.
Полковник его чувств не разделял.
– Теперь, – сказал Гринчук, заглянув в свои записи, – я хотел назвать еще трех охранников, но не стану. А лишь попрошу своего помощника, прапорщика Бортнева подобрать с полу три единицы огнестрельного оружия.
Браток, также как и Гринчук, выбритый, отутюженный и парадный, быстро прошел вдоль столиков и, извинившись, поднял с паркетного пола лежащие там пистолеты.
– А обойм там случайно нет? – спросил Гринчук.
Из-под столов, словно от удара ноги, на середину зала скользнуло несколько обойм. Все посмотрели на охранников, стоявших там возле стены, но лица у тех были бесстрастны и даже безмятежны.
– Очень хорошо, – одобрил Гринчук, – а ношение кобуры под одеждой нарушением закона не является. Для всех остальных, интересующихся, скажу, что все оружие и снаряжение ваших телохранителей и охранников нужно регистрировать. И тогда неприятностей не будет. А в знак своей доброй воли и в ознаменование приближающегося праздника, я не стану привлекать вот этих вот граждан…
Один из лежащих на сцене охранников пошевелился и застонал.
– Вот этих граждан за нападение на сотрудника милиции, да еще при исполнении им служебных обязанностей, – закончил свою мысль Гринчук и снова углубился в изучение своих бумаг.
Зал напряженно ждал.
Полковник вдруг с изумлением понял, что все сидящие в зале неприкасаемые сейчас лихорадочно перебирают в голове свои прегрешения, за которые странный и таинственный начальник оперативно-контрольного отдела может прямо сейчас сделать их прикасаемыми. И личные телохранители уже не выглядели такой уж надежной защитой.
Полковник почувствовал, как у него на лице начинает расползаться неуместная, нелепая и совершенно искренняя улыбка. Вам нужен был мент, подумал Полковник, их есть у меня.
– Это подождет, – пробормотал Гринчук про себя, но так, что все услышали. – Макаровы…
Все быстро посмотрели в сторону столика, за которым сидела семья Макаровых. Глава семьи явственно напрягся и ослабил галстук. Его жена прижала руку к груди.
– Это мелочь, – пробормотал Гринчук, – это потом.
Макаровы облегченно вздохнули.
– Месропян, Калинины, Райзман, Махмутов… – скороговоркой перечислял Гринчук, и названные вздрагивали и замирали, даже не пытаясь возмущаться или требовать объяснений.
Они просто боялись, понял вдруг Полковник. Боялись самым пошлым и беспомощным образом.
– Да, – оторвался от записей Гринчук, – я не буду называть имен, но если я еще раз узнаю, что некоторые дамы из здесь присутствующих…
Гринчук обвел взглядом зал, и под его взглядом все почему-то стали опускать глаза.
– …будут садиться за руль в нетрезвом состоянии, – кто-то выдохнул с явным облегчением, – то я приму меры, чтобы лишить их такой возможности. Если уж мужьям не жалко жен, то хотя бы пожалейте машины.
– Всем понятно? – спросил Гринчук, и зал ответил нестройным и каким-то блеющим «Понятно».
Полковник почувствовал, что сейчас захохочет. Сдерживаться было с каждой секундой все трудней. Краем глаза он заметил шевеление за соседним столиком и увидел, что двадцатилетняя дочь одного из самых влиятельных людей города торопливо, под столом, выбрасывает из косметички несколько сигарет. Уронив их на пол, девушка растерла сигареты ногой и облегченно вздохнула.
– В мои обязанности входит также ведение профилактических мероприятий, по предотвращению преступлений, – Гринчук говорил казенные слова казенным тоном, и это превращало все происходящее в какую-то абсурдную постановку.
– Лишне будет напоминать, что небольшие правонарушения могут привести к правонарушениям серьезным, а то и к преступлениям. В этом случае лучше перебдеть, чем недобдить. В связи с этим, я прошу господина Липского, – все посмотрели на Липского, – обратить особое внимание на своего сына. Если вы в ближайшее время не угомоните его…
– Да пошел ты! – выкрикнул семнадцатилетний Липский-младший.
– Сидеть! – повысил голос Гринчук, мальчишка замер, а возле него вдруг появился Михаил, тоже парадный и ухоженный.