Рождество по-новорусски
Шрифт:
– Там сейчас Шмель. И там сейчас милиция.
– А вы пришли сюда, чтобы выпить коньяку?
– Я пришел сюда, чтобы просто поговорить…
– А не пошли бы вы! – сказал Гринчук и встал с кровати.
– Куда?
– Да куда угодно. Но так, чтобы не мешать мне работать.
Гринчук надел куртку, подошел к двери.
– Входную дверь захлопните, когда напьетесь и соберетесь уходить.
Гринчук зашел за Михаилом, и пока тот одевался, сжато обрисовал ему ситуацию.
– Значит, Нининым клубом заниматься сегодня не будем? – спросил
– Похоже, что так. У нас будет на что посмотреть и чем заняться.
Возле дома Липских было людно.
Стояло несколько милицейских машин, деловито сновали милицейские чины. Работали эксперты. Зевак не было.
Первое оцепление было выставлено возле автобусной остановки. Вторая линия – вокруг дома. Место преступления успел посетить даже начальник областного управления с сопровождающими лицами.
Осмотрев все, генерал уехал, чтобы лично по телефону доложить обо всем министру. Было убито четырнадцать человек. Погиб влиятельный в стране предприниматель. Все это неизбежно должно было попасть под контроль министерства. И тот, кому выпадало счастье нести за расследование ответственность, мог уже сейчас прощаться со своей карьерой.
На начальника райотдела смотреть было больно. Подполковник даже особо и не суетился. Он сидел на крыльце, печально глядя перед собой. В таком положении его и застал Гринчук.
Знакомы лично они практически не были. Еще три месяца назад Гринчук был капитаном и опером в другом райотделе. До подполковника Константина Петровича Емельянова доходили время от времени слухи о выходках Зеленого, но знакомиться лично желания не возникало ни у одного, ни у другого. А после потрясающей истории о внезапном карьерном росте Зеленого и создании под него целого отдела при штабе областного управления, Емельянов тем более не стал искать личного знакомства. Но в лицо знал.
– Здравствуйте, Константин Петрович, – сказал Гринчук.
– Гринчук… – как-то даже осуждающе протянул Емельянов.
– И кто будет все этот расследовать? – спросил Гринчук.
– Угадай.
– Еще есть шанс, что дело заберет область или город…
– Или господь бог, – кивнул Емельянов. – Дураков нет глухаря на себя брать. А я…
– Понятно, – согласился Гринчук. – Не будете возражать, если мы тут пошарим немного?
– Давай, – махнул рукой Емельянов. – Только быстрее – мы будем покойников увозить.
Гринчук махнул рукой Михаилу.
– Слышь, Гринчук, – окликнул Емельянов.
– Чего?
– Это ты тут вчера киллера замочил?
– Не я. Я только его ранил. А голову ему разнес вот этот, который справа.
Рома лежал на снегу. Лицом вверх. Во лбу, между бровями чернела дырочка от пули. Входное отверстие. Крови, вытекшей из-под головы, из-за снега видно почти не было.
Снег ночью перестал идти уже около трех часов ночи, вспомнил Гринчук. Снегопад закончился как раз когда он приехал к своему дому. Выходит, что до трех часов ночи Рома здесь уже лежал. И его напарник – тоже. Только напарник лежал лицом вниз, возле самых ступенек. И, как понял, наклонившись, Гринчук, пуля ему попала в затылок.
Гринчук осторожно осмотрел убитых. Оба были в бронежилетах.
Подошел Михаил. Спокойный, но несколько бледнее чем обычно.
– Есть идеи? – спросил Гринчук.
Идей не было.
Гринчук вошел в дом.
Первая дверь справа от входа была распахнута. Комната внешнего наблюдения. Пульт сигнализации, мониторы слежения. Записывающая аппаратура. Мониторы, кстати, не работали. Охранник лежал на полу, возле опрокинутого стула.
Висок. Правый, ближний к двери. Стена напротив двери была заляпана красным.
На полу, возле самого пульта лежала одинокая гильза. Пистолетная.
Холл…
Гринчук замер. Вчера он сам лежал на этом вот диване. В этом кресле сидел Рома. По этой лестнице сбегали дети.
Сегодня…
Он видел многое. Он видел мертвых. Он видел убитых. Один раз ему даже самому пришлось убить. И вчера он выстрелил в спину человеку не задумываясь.
Одиннадцать человек. Одиннадцать трупов.
Из четверых охранников никто оружия не выхватил. Лежали возле стены. Липский и его жена вместе с детьми сидели на диване. И убили их, похоже, одной длинной автоматной очередью. А другой автоматной очередью изрешетили охранников.
Няня, повариха и горничная лежали тут же, в холе, но отдельно, возле лестницы.
И никто не был полностью одет. Словно люди одновременно поднялись из постелей, набросили первое, что подвернулось под руку, и спустились в холл. И, похоже, никто не успел испугаться.
И гильзы. Много скользких на вид коричневых автоматных гильз.
Гринчук прикрыл глаза.
Вчера он видел их живыми.
– Их добивали, – сказал Михаил.
– Что?
– Добивали. У некоторых головы пробиты в упор. И, кажется, уже после ранения в тело.
Охранники были без бронежилетов. Ребята, видимо, отдыхали. А в жилетах сильно не поспишь. Но оружие было при всех. И никто оружия не достал. Как и те двое во дворе. И как тот, что дежурил перед пультом.
Дети были в пижамках. У девочки на пижаме были далматинцы. У мальчика – покемон. Пижама девочки была – раньше была – розового цвета. У мальчика – зеленая. Была.
Гринчук почувствовал, как комок подкатывает к горлу.
– Еще будешь смотреть? – спросил откуда-то сзади, издалека, с расстояния нескольких километров, голос Емельянова. – Нам трупы увозить нужно.
– Увозите, – кивнул Гринчук. – Кто это дело будет вести?
– Лично, – сказал Емельянов.
– Денег в доме не нашли? – спросил Гринчук.
– Нашли. По карманам, в кошельках – тысячи четыре зеленых.
– А что-то вроде сейфа?
– В кабинете хозяина. Какие-то бумаги, ствол, кажется, не зарегистрированный, патроны. Дискеты, диски… Денег не было.
– Не было, – повторил Гринчук. – Ладно, я пошел.
Гринчук вышел из дома. Прошел через двор, ни на кого не глядя. Вышел на улицу.