Рождество в доме Мегрэ
Шрифт:
– Я уже не помню. Я был очень смущен. Кажется, сказал, что ошибся дверью.
– Она вам ничего не предлагала?
– Что вы имеете в виду? Она даже не предложила мне войти. Мне было очень неприятно.
Шофер ничего не требовал, а этот человек, куда более состоятельный, настаивал, чтобы ему компенсировали потраченное время.
– Теперь, Люка, осталось дождаться третьего, - сказал комиссар.
Мадам Мегрэ начала нервничать. Стоя на пороге, она знаками давала мужу понять, что хочет с ним поговорить, и, когда он вышел на кухню, прошептала:
– Ты уверен, что отец по-прежнему у Колетты?
– Что тебя беспокоит?
– Не знаю. Я не могу понять, что ты собираешься делать. Думаю о девочке и немножко боюсь...
Давно уже стемнело. Семьи возвратились домой.
Почти все окна напротив были освещены, и за одним из них по-прежнему мелькал силуэт мадемуазель Донкер.
В ожидании второго шофера Мегрэ, который так и ходил без воротничка и галстука, стал одеваться.
– Ты не голоден, Люка? Возьми что-нибудь перекусить!
– крикнул он.
– Я наелся сандвичами. Мне бы только выпить стаканчик холодного пива, когда мы выйдем.
Второй шофер появился в двадцать минут седьмого и через четверть часа уже вернулся с игривым видом из дома напротив.
– В неглиже она еще привлекательней, чем в костюме, - сказал он, еле ворочая языком.
– Заставила меня войти, спросила, кто меня послал. Я не знал, что ответить, поэтому сказал: "Директор Фоли-Бержер" {известное кабаре в Париже}.
Она разъярилась. Ничего не скажешь, бабенка недурна... Не знаю, видели ли вы ее ноги...
От него никак не могли избавиться, и ушел он только после того, как ему налили стопку сливянки, на которую он с жадностью поглядывал.
– Что собираетесь делать, шеф?
Люка редко приходилось видеть, чтобы Мегрэ предпринимал столько предосторожностей, так тщательно старался подготовить удар, словно имел дело с очень сильным противником. А ведь речь шла всего лишь о скромной домохозяйке довольно неприметной наружности.
– Вы думаете, она все еще будет защищаться?
– Изо всех сил. И при этом очень хладнокровно.
– Чего вы ждете?
– Звонка Торранса.
И Торранс позвонил вовремя. Все шло как по хорошо отрепетированной партитуре.
– Чемодан здесь. Он почти пуст. Как вы и предполагали, мне не хотят его отдавать без ордера. Что же касается кладовщика, который дежурил утром, то он живет в пригороде, где-то в районе Ла Варен-Сент-Илэр.
Казалось, на этот раз все же произошла осечка, по крайней мере заминка, но Торранс продолжал:
– Однако ехать не придется. После работы он еще играет на корнет-а-пистоне в дансинге на улице Лапп.
– Сходи туда за ним!
– Привезти его к вам?
Теперь Мегрэ, вероятно, захотелось холодного пива.
– Нет, не ко мне, а в дом напротив, на четвертый этаж, к мадам Мартен. Я буду там.
На этот раз комиссар снял с вешалки свое тяжелое пальто, набил трубку и сказал Люка:
– Пошли!
Мадам Мегрэ побежала за мужем и спросила, когда он придет обедать.
– Как всегда, - не очень уверенно сказал он и улыбнулся.
– Посмотри там хорошенько за девочкой!
Глава 5
К десяти вечера они все еще не добились сколько-нибудь ощутимого результата. Никто не лег спать, кроме Колетты, которая наконец уснула; рядом с ней, в темноте, по-прежнему сидел отец.
В половине восьмого появился Торранс в сопровождении кладовщика из камеры хранения, который в свободное время подрабатывал в оркестре. Тот, не задумываясь, сразу заявил:
– Конечно, она самая. Я помню, как эта женщина положила квитанцию не в кошелек, а в сумку для провизии из плотного коричневого полотна.
Сумку тут же нашли в кухне.
– Та самая сумка. По крайней мере, тот же фасон и цвет.
В квартире было очень жарко натоплено. Разговаривали вполголоса, словно решили не будить девочку, спавшую рядом. Никто ничего не ел и даже не думал о еде. Перед тем как подняться сюда, Мегрэ и Люка выпили по две кружки пива в маленьком кафе на бульваре Вольтер.
Что касается Торранса, то после ухода музыканта Мегрэ вывел инспектора в коридор и вполголоса дал ему указания.
Казалось, в квартире не осталось ни одного уголка, который бы не обыскали. Даже фотографии родителей Мартена вынули из рамок, чтобы убедиться, что квитанция из камеры хранения не засунута под картон. На кухонном столе стояла груда посуды, вытащенной из шкафа. Смотрели везде, даже в оконном шкафу для провизии.
Мадам Мартен сидела в том же бледно-голубом халате, в каком ее застали комиссар и Люка. Она курила сигарету за сигаретой, и дым, смешиваясь с трубочным, густым облаком обволакивал лампы.
– Вы, конечно, можете молчать, не отвечая ни на один вопрос. В одиннадцать семнадцать приедет ваш муж, и, надеюсь, в его присутствии вы станете разговорчивей.
– Он знает не больше, чем я.
– А знает ли он то, что известно нам?
– Да тут и знать-то нечего. Я вам все сказала.
Мадам Мартен решила отрицать абсолютно все, но уступила в одном. Когда речь зашла о меблированных комнатах на улице Пернель, она призналась, что ее бывший хозяин несколько раз неожиданно заезжал к ней ночью, но по-прежнему продолжала настаивать, что интимных отношений между ними не было.
– Иначе говоря, вам наносили деловые визиты в час ночи?
– Месье Лорийе иногда приезжал с большими деньгами. Я вам уже говорила, что ему приходилось заниматься перевозкой золота. Я тут ни при чем. Вы не можете меня в этом обвинить.
– Когда он исчез, при нем была большая сумма денег?
– Этого я не знаю. Он не всегда посвящал меня в такие дела.
– Однако же вы сами утверждаете, что он говорил об этом по ночам в вашей комнате.
Что же касается ее утренних разъездов, она по-прежнему, вопреки неопровержимым доказательствам, все отрицала, уверяя, что никогда не видела людей, которых к ней присылали: обоих шоферов, хозяина магазина дорожных товаров и кладовщика из камеры хранения.