Розы на снегу
Шрифт:
На непокорное село и обрушились в первую очередь каратели, когда в распоряжение гдовского коменданта полковника Лизера был направлен полк регулярных войск. Дозорные щепецкой группы партизан вовремя доложили командиру о переправе гитлеровцев через Плюссу на пароме, и тот принял решение соединиться с основными силами отряда. Последними из группы покидали село Семен Матвеевич Зайцев и Василий Всеволодов. Партизан была горсть, карателей — до полутысячи. Они установили пулеметы, рассыпались в цепи. Одна из них и преградила дорогу Зайцеву и Всеволодову.
— Беги, Василий, в отряд, — сказал другу Семен Матвеевич.
— Матвеевич, погибать, так вместе.
— Беги, тебе говорят!
А сам, сняв с плеча винтовку, начал бой. Один против сотни гитлеровцев, вооруженных автоматами и пулеметами. Взрыв гранаты у подножия камня, за которым укрылся Зайцев, оглушил смельчака. А дальше, как свидетельствует документ, хранящийся в партийном архиве, фашисты Зайцева
«раздели, с пинками и криками повели по снегу босым. Тут же, в деревне, на глазах у односельчан, вблизи церкви, на суку под деревом повесили, а дом его с имуществом сожгли».
— Почти все село было свидетелем мученической смерти Семена Матвеевича, — рассказывает нам в парке Иван Петрович Пиир, активно помогавший в годы оккупации подпольному Гдовскому райкому партии. — Согнали всех нас к церкви. Поставили к ограде, заставили поднять руки вверх. Когда крикнул Зайцев о том, что все равно погибнет вражья сила на земле русской, гитлеровец — старший из палачей — ударил его в лицо прикладом.
— А потом, — продолжает рассказ мужа Мария Федоровна, — бросились каратели искать жену Семена Матвеевича, но ее в деревне уже не было. И еще, уже зимой, два раза налет фашисты делали, чтобы схватить Евдокию Васильевну. Знали, окаянные, что она выполняет задания секретаря подпольного райкома партии Печатникова. Один раз застали ее в Щепце. Собрали нас всех. Какой-то их чин кричит по-русски: «Где отродье зайцевское? Где их матка?» А она тут же стоит. На руках ребенка держит — за беженку из-под Ленинграда себя выдает. Никто тогда из деревенских не выдал Евдокию Васильевну. Когда начали всех подряд опрашивать, все в один голос заявили: «Видели последний раз Зайцеву с сыновьями на похоронах мужа».
…Огромными снежными наметами укрыла зима Заплюсье. Гитлеровцы торжествовали: отряды партизан разбиты, вожаки народного сопротивления кто казнен, кто томится в тюрьме, кто вынужден был уйти за линию фронта. В крупных населенных пунктах созданы филиалы полевой комендатуры, в дальних селениях понатыканы полицейские посты. Можно теперь спокойно рубить лес — готовиться к весеннему сплаву, отбирать от населения шерсть, теплую одежду, безнаказанно грабить, насиловать.
Но подпольный райком не погиб. Он лишь на какой-то короткий момент затаился, собирая силы. Секретарь райкома Товий Яковлевич Печатников, его помощники Демин, Алексеев, Кравчук, Павлов, Кошев, Агапов и Владимир Зайцев укрылись в землянке на Ореховом острове, расположенном в лесисто-болотистой глуши невдалеке от Щепца. Отсюда незримые нити связали подпольный центр с заплюсскими деревнями, а к весне и с десятками населенных пунктов Гдовщины и соседнего Сланцевского района.
В декабрьский метельный вечер, в тот день, когда в Гдове были расклеены сообщения полевой комендатуры о расстреле «московского комиссара Печатникова», Товий Яковлевич грелся у жарко натопленной печки в домике Агаповых и неторопливо говорил Зайцевой:
— Евдокия Васильевна, добрых два месяца вы и Агаповы — и Анастасия Васильевна и Майечка — были нашими и хлебопеками и прачками, а главное — партийными агитаторами в близлежащих деревнях. Знаю, что годы у вас немолодые, но вот все же хочу попросить, чтобы вы на одно дело согласились, которое не всякий молодой выполнит.
Зайцева посмотрела в небольшое оконце и улыбнулась.
— Вы что? — смутился Печатников.
— Да вот слушаю, как снежная крупа зло колотится в стекло и как меня секретарь наш партийный мягко уговаривает, будто невесту сватает. Нехорошо, Товий Яковлевич, меня в старухи определять. Право, нехорошо.
— Точно, нехорошо, — рассмеялся Печатников. — С вами дипломатничать — лишь упреки наживать. Дальний поход предстоит вам совершить вместе с Майей Агаповой. Где восстановить связь с подпольными группами, где получить информацию.
— Я готова, Товий Яковлевич.
— Паспорт новый вам сделали?
— Да. Теперь я не Зайцева, а Картавая. Беженка из-под Ленинграда.
— Ну, тогда завтра в путь-дорогу.
И они пошли — шестидесятилетняя коммунистка и двадцатилетняя комсомолка. Пошли сквозь метель, навстречу смертельной опасности: стыли на льду озер и в полях, по пояс проваливались в снежные сугробы в оврагах, часами прятались в ельнике, наблюдая за сменой часовых у фашистских складов и у мостов на шоссе. Маршрут Зайцевой и Агаповой пролег по деревням Черно, Луговец, Новоселье, Большие Рожки, Погорелец, Заовражье, Попкова Гора, Завастье. И в каждой из них звучал призыв — саботировать лесозаготовки, прятать от оккупантов шерсть, валенки, шубы. И из каждого населенного пункта уносили связные райкома нужные партийному подпольному центру сведения о передвижении охранных войск, о постах на дорогах, об экономических акциях оккупационных властей.
Особенно радостной была встреча в Луговце. Здесь действовала маленькая, но очень надежная группа подпольщиков во главе с Александром Степановичем Хомяковым. Евдокия Васильевна бывала в этой деревне, когда осенью хотела встретиться с сыном — комиссаром молодежного партизанского отряда. Владимир Зайцев тогда прийти не смог. И к счастью. Фашисты в ту ночь устроили засаду в Луговце и потом допрашивали Хомякова, для кого он в ночь топил баню.
— Как тогда выкрутиться удалось? — вспоминая этот случай, спросила Хомякова Евдокия Васильевна.
— Белье догадался чистое одеть. Говорю: «Смотрите, господа хорошие, сам мылся. Все исподнее чистое». Поверили.
За полночь засиделись за беседой. А уходила Зайцева, как потом докладывала Печатникову, «нагруженная дополна». Много ценных сведений собрал для партцентра опытный конспиратор, смелый подпольщик «дядя Саша».
Нет! Не получилось тихой жизни у оккупантов, осевших на Гдовщине. Крестьяне прятали или резали овец. Шерсти набрали «коту под хвост», как образно разъяснил своим помощникам итоги заготовок разъяренный начальник хозяйственной комендатуры майор Райсдорф. И лесозаготовки шли вяло: то мешали сильные морозы выездам в лес; то «заболевали» лошади, назначенные для вывозки бревен; то вдруг возчики подвергались «обстрелу» и, вернувшись пустыми из леса, слезно молили дать охрану. А где их возьмешь, солдат лишних, когда в самом Гдове и то неспокойно — неизвестные пытались взорвать здание военной комендатуры. В результате к весне удалось заготовить лишь одну пятую предполагаемой к сплаву древесины.
И еще были походы у связной подпольного райкома партии. И в метель, и по весенней распутице. В марте 1942 года Печатников и его товарищи покинули Ореховый остров, ушли в рейд по Гдовскому краю. Евдокия Васильевна в те дни присоединилась к отряду сланцевских партизан.
Под вечер ненастного осеннего дня в нейтральной полосе на участке фронта вблизи Холма послышался чей-то крик. Фашисты немедля обрушили на «голос» десятки мин. Открыли огонь в поддержку неизвестного и пулеметчики одного из подразделений советских войск.