Розы на снегу
Шрифт:
За окном стало сереть. Еремкина заторопилась к «больной матери» в Морозово. Всю ночь не шла — бежала. Когда услышала знакомое «Стой!», обессиленная, опустилась на снег. К ней подошел человек в белом маскхалате, помог подняться.
В восемь часов утра Еремкина была уже в землянке и докладывала майору Левухину о выполнении задания. Рассказывала торопливо, сбивчиво, возбужденно, отчего бледность щек сменялась ярким румянцем. Потом они оба склонились над картой.
— Молодец! — сказал майор, отпуская Лиду отдыхать. — Считай — первое задание выполнила отлично.
ЧЕРНОЕ ДЕЛО
Через неделю Еремкина вторично побывала в местах, где проводила первую в своей жизни разведку. С радостью узнала она о том, что на месте оборудованного нового аэродрома валяются остовы сгоревших бензозаправщиков и не успевших взлететь самолетов, а на станциях Глажево и Теребочево станционные пути почти полностью разрушены, завалены изуродованными вагонами.
За второй разведкой последовала третья, четвертая. Однажды во время очередного отдыха Лида решила сходить в Волхов в надежде увидеть там кого-нибудь из знакомых. В городе было все так же безлюдно, хмуро, напряженно. Кроме военных, почти никого не видно. И вдруг она услышала, как кто-то окликнул ее по имени. Оглянулась — дорожный попутчик Николай.
В эту встречу он был совсем другой — какой-то суетливый, настороженный. О себе старался не говорить, а больше выспрашивал Лиду о ее делах, успехах на партизанском поприще.
— Да я еще ничего особенного не сделала, — отвечала девушка.
— Зачем такая скромность? — не отставал Николай. — Я-то уж представляю ваши походы: глухая морозная ночь, кругом лес, настораживает каждый шорох куста. Кругом чужие люди, а вы идете, смотрите…
— А почему чужие? — перебила Лида. — Там много и своих людей. Да и не следует об этом говорить.
— Хорошо. Не надо, значит, больше не буду, — согласился Николай. — Хотелось бы мне встречаться с вами почаще.
— Это не так просто, — вздохнула Лида.
— Ну давайте встретимся завтра или послезавтра.
— Нет, это невозможно.
— Значит, уходите?
— Не спрашивайте.
— Еще один вопрос: когда вернетесь обратно?
— Не знаю.
— Через неделю встретимся, хотя бы опять здесь?
— Может быть.
— Я буду ждать…
На четвертый день после этой встречи в районе Гостинополья Еремкина была арестована агентами фашистской армейской разведки во время бомбежки переправы через Волхов. В здании Островско-Веденского монастыря ее допрашивал офицер абвера в чипе майора. Лида назвала вымышленную фамилию и сказала, что шла в село Прусынская Горка.
Переводчик перевел ее слова и, выслушав офицера, задал Лиде два вопроса:
— Где находилась во время налета русских самолетов?
— Там, где проходила колонна грузовиков по льду.
— Чем изволила заниматься?
— Испугалась я, господин офицер, — Лида выдавила улыбку, — так страшно было, что не помню, как на лед вбежала.
Гитлеровец встал из-за стола, приблизился к Лиде и, ударив девушку кулаком в живот, крикнул отчетливо по-русски:
— Врешь, стерва!
Когда Еремкина пришла в себя, в комнату кто-то вошел. Майор через переводчика обратился к нему:
— Посмотрите на эту девушку — не встречалась ли она вам где-нибудь?
Вошедший подошел к лежавшей на полу Лиде. Взгляды их встретились. Лида вздрогнула: рядом стоял Николай. Блудливо улыбаясь, он сказал:
— Это, господин майор, Еремкина, разведчица…
— Гадина. Какая гадина, — прошептала, содрогаясь, Лида.
…Четыре часа ночи. Истерзанную Еремкину вывели на улицу. Холодный ветер вырывался из закоулков разрушенных домов. Издали доносились артиллерийские залпы. Гитлеровцы подвели Лиду к реке, к месту, где днем была погребена колонна немецких машин. Мороз еще не успел затянуть льдом огромные полыньи…
Раздалась короткая автоматная очередь…
Если вам придется побывать в Любыне, зайдите в крайний дом, что слева, если идти от железной дороги. Вас приветливо встретят хозяева — Иван Васильевич и Анастасия Ивановна Еремкины. Они предложат вам попить чайку. В горнице вы увидите два портрета. На одном из них сын Еремкиных Виктор, погибший на фронте, на втором дочь Лида, погибшая в тылу врага.
Могила Виктора в районе города Суоярви. У Лиды
…Ни могилы, Ни пьедестала, Ни венков из жестяных цветов. Только память не отгоревала, Только трепетный шум краснотала, Только щелканье соловьев… Только мирный дымок над кровлями, В поле — волны цветущей ржи. Только жизнь, что оплачена кровью. Это много иль мало — жизнь? [1]1
Из стихотворения поэтессы Элиды Дубровиной.
Виктор Федоров
«ОГОНЬ» ПЛЮС «МОРОЗ»
ТАИНСТВЕННЫЕ НЕЗНАКОМЦЫ
Сразу за деревней Брянцево небольшой луг. Здесь частенько собираются мальчишки: Женька и Яков Егоровы, Васька Лермонтов и Олег Корнев. Егоровы и Лермонтов — местные. Олег — нет. В деревне он живет с зимы.
Луг за деревней вроде сборного пункта мальчишек. Бывало, сойдутся они тут, а уж потом гурьбой отправляются в лес за ягодами, грибами или собирать птичьи яйца. Теперь они в лес не ходят: боязно, потому что время тревожное. На лугу встречаются. И сегодня все четверо здесь. С интересом слушают. Ваську Лермонтова:
— Неподалеку отсюда двоих я встретил…
— Какие они? — спрашивает Олег.
— Какие?.. — Васька трет ладонью острый подбородок. — На полицаев не похожи.
— Тебя-то они видели?
Васька ответить не успел. Из-за кустов вышли двое. Одному лет двадцать, другой года на два-три постарше.
— Ребята, вы местные? — спросил тот, который постарше.
— Местные, — ответил Васька.
— Фашисты в деревне есть?
— Нету, — ответил теперь Женька.
— Ребята, может, у вас что перекусить есть?
Женька и Яков Егоровы засуетились:
— У нас корова… Молока принесем, и хлеб есть.
Незнакомцы переглянулись, и старший сказал:
— Спасибо, ребята. Только быстрее, а то нам задерживаться нельзя.
— Мы мигом, — заверил Женька.
В деревню побежали вчетвером. Дорогой рассуждали:
— Видать, партизаны.
— Почему же без оружия тогда?
— Может, у них наганы и есть, да в карманах, — заключил Васька.
Спустя несколько минут ребята были уже у Егоровых. Женька из дому вынес кринку молока, а Яков две краюхи хлеба.