Розы на снегу
Шрифт:
Вернулись ребята на луг и не подозревали, что спешит сюда и полицай, да только крадучись, по кустам. Незнакомцев он выследил давно, раньше, чем их Васька увидел.
Полицай неожиданно вышел из кустов с винтовкой наперевес:
— Ваши документы!
Ребята отпрянули в сторону, а те двое, которым был адресован приказ, переглянулись. Старший неохотно сказал:
— Деревенские мы. Какие же в деревне документы?
— Ишь какой говорливый, — зло сказал полицай, не опуская винтовку. — Ну-ка, выворачивайте свои карманы.
Незнакомцы вывернули карманы брюк, пиджаков.
— Значит, нет документов?.. Топайте со мной.
В деревне, возле первой избы, полицай приказал задержанным остановиться. Он завел их в амбар, закрыл дверь на наметку, а сам ушел в избу. Вышел оттуда уже не один, а с дедом Яшкой. Размахивая рукой и показывая винтовкой на амбар, полицай долго что-то втолковывал деду.
Женька толкнул Олега локтем в бок:
— Деда на часах оставил, а сам, знать, за подводой пошел. Увезет этих к фашистам, и каюк им.
— Ясно, наши это, разведчики партизанские, — авторитетно заявил Васька.
Олег насупился. Вспомнил брата Анатолия, партизана, последнюю встречу с ним…
Олег Корнев.
Зимой, когда лютовали январские морозы, Анатолий как-то пришел домой угрюмый и сказал:
— Олег, тебе надо в деревню к деду перебираться. В Опочке оставаться опасно. Слухи ходят — фашисты будут молодежь в Германию на работу отправлять.
— Уходи, сынок, к деду, — вмешалась в разговор мать. — Будет поспокойнее — вернешься.
Вскоре после этого разговора Олег перебрался в Брянцево. Жил у деда, тосковал по дому, по матери, по верному другу — двоюродному брату Ванюшке Шпилькину.
В начале мая в Брянцево пришел Анатолий. Он пробыл у деда одну ночь, сказал, что идет к партизанам.
— Я тоже с тобой, — решительно заявил Олег.
— Мал еще, — ответил Анатолий.
— Мал? В феврале мне пятнадцать лет исполнилось.
— Тебе пятнадцать, а мне двадцать. Есть разница?
— Подумаешь, взрослый какой, — буркнул Олег.
Брат тихо засмеялся, а потом строго заключил:
— Не обижайся, Олег. О матери надо подумать. Одна остается…
«Может, эти двое, как и Анатолий, идут к партизанам?» — подумал Олег и произнес:
— Помочь им надо.
— Дать бы им гранату или наган… — мечтательно сказал Женька.
— У нас в Опочке с Ванюшкой Шпилькиным десяток гранат припрятано. И наган есть. Даже мина.
— Так то в Опочке, — разочарованно произнес Женька.
— Дать им хотя бы какую железяку, — продолжал размышлять Олег. — Откроет полицай дверь амбара, а они его железякой по башке.
Женька вскочил на ноги, побежал за угол дома и вскоре вернулся, помахивая над головой шкворнем от телеги:
— Подойдет?
Ребята единодушно решили, что шкворень тоже оружие, когда иного под рукой нет.
Дед Яшка сошел с крыльца амбара, уселся на серый валун, достал кисет. Пока он крутил папиросу, раскуривал ее, ребята подкрались к амбару с противоположной от дверей стороны, отыскали в стене щель и сунули в нее шкворень. Женька зашептал:
— Дяденьки, берите. Может, сгодится.
Потом ребята отбежали назад к канаве. Нетерпеливо стали ждать, когда вернется полицай. Однако задержанные рассудили иначе. Они подсунули железяку под дверь амбара и сдернули ее с петель.
Махнув мальчишкам рукой на прощание, таинственные незнакомцы поспешили к лесу.
Кто были эти люди? Позже Олег слышал от брянцевских ребят, что эти двое вновь приходили в деревню, но уже с оружием. Искали полицая, да тот куда-то скрылся.
«ОПЕРАЦИЯ» НА ЛЫСОЙ ГОРЕ
Полдень. Однако в поле прохладно. Июльское солнце затерялось за серым месивом туч. К вечеру обязательно пойдет дождь, если ветер, который дует, со стороны Великой, не разгонит эти тучи. Но это и хорошо, что прохладно: легче идти.
«Теперь до Лысой горы недалеко», — подумал Олег, едва поспевая за споро шагающим Ванюшкой Шпилькиным.
Ванюшка, приминая густую траву, петляет между кустами ивняка. Олег видит перед собой худенькую фигурку друга, затылок, заросший светло-русыми волосами. Из-под ситцевой старенькой рубашки отчетливо проступают острые лопатки. Наверное, они сейчас особенно заметны оттого, что руки Ванюшка скрестил перед собой, а в руках — мина. Противотанковая. Конечно, она тяжелая. И Олег нетерпеливо ждет, когда же его другу надоест нести мину и он передаст ее ему.
Но Ванюшка, кажется, и не намерен передавать мину Олегу. Знай себе шагает. Когда до Лысой горы прошли полпути, терпение Корнева иссякает.
— Вань, а Вань, давай теперь я мину понесу.
Ванюшка даже не повернул головы:
— Успеешь… Смотри запал не посей.
Олег нащупывает в кармане штанов крохотную металлическую трубочку:
— Не бойся, не потеряю.
Шпилькин был не по возрасту деятельный и держался независимо. А энергии у Ванюшки хватило бы на десятерых. Казалось, минуту не может он просидеть без дела и что нет на свете таких бед, которые привели бы его в уныние. Даже когда сгорел дом, в котором жили Корневы и Шпилькины, и все тужили, Ванюшка сказал:
— Где жить, найдем. Только бы фашистов скорее прогнали. — Помолчал и заключил: — Ничего, две недельки потерпим, а там наши вернутся.
Такой оптимизм Ванюшки даже рассмешил его отца Ивана Дмитриевича. Поправив на переносице пенсне, он с усмешкой сказал:
— Тебе бы, Ваня, в генералы. Ты войну за два дня выиграл бы.
Конечно, в генералы Ванюшке, может, и ни к чему идти, но лично Олегу нравилась такая уверенность друга в победе Красной Армии. И хотя с того дня прошло не две недели, а целый год и уже было лето сорок второго года и фашисты все еще были в Опочке, авторитет Ванюшки в глазах Олега не пал.