Розы на стене
Шрифт:
– Ваш жених сейчас был идеален. Вы же повели себя как пугливая девственница наедине с посторонним мужчиной. Впрочем…
– он задумчиво посмотрел на меня несколько рассеянным профессиональным взглядом и с некоторым удивлением заключил: – Надо же, слухи оказались только слухами.
– Вы сейчас о чем? – уточнил Штаден. Я же покраснела еще сильнее, поскольку прекрасно поняла, о чем говорит целитель. Эту разницу между мной и Ульрикой покраской волос не уберешь.
– Не пора ли на завтрак? – поторопилась я как можно скорее сменить тему.
– Спросите у леди, – усмехнулся Вайнер.
– Ответит, если посчитает нужным. А нам действительно пора на завтрак. И, леди Штрауб, если вдруг капитан Штаден захочет показать свою любовь так, как он это сделал не так давно, краснеть можете, это выглядит очень мило, а вот руку отнимать не надо. Наоборот, можно к нему чуть-чуть податься, жених все-таки… И не смотрите на меня с таким возмущением. Это в ваших же интересах, леди. А то как начнется сюда паломничество…
– К сейфу? –
– К сейфу тоже, – грустно подтвердил целитель.
– Так что, леди Штрауб, побольше нежности к капитану Штадену. Не такая это невыполнимая просьба. Вам же не придется целоваться, не говоря уж… хм… В конце концов, ничего страшного не случится, побросай вы влюбленные взгляды на красивого жениха. Как сказать… Кристиан случится точно. И кто знает, на что он пойдет из ревности? Хорошо, если успею объяснить, что фиктивная помолвка – следствие его же собственного необдуманного предложения. А если нет – наверняка прямиком отправится к Циммерману с сообщением, что в гарнизоне вовсе не леди Штрауб. И я даже думать не хочу, что тогда начнется…
Глава 21
Гюнтер
Рука Фридерики оказалась одновременно и мягкой, и твердой. Нежная бархатистая кожа на тыльной стороне кисти, и жесткие подушечки мозолей на ладошке. Обманчивая рука. Рука инориты, привыкшей рассчитывать только на себя. Невольно вспомнились ее ловкие уверенные движения, когда она показывала нам с Вайнером, что что-то стоит как целитель. И ее резкий удар, когда она выливала на меня накопившуюся обиду и страх. Запугать ее оказалось не так уж и просто. Смелая девочка. И все же, каково это — остаться совсем одной, без единого родственника? Мои иной раз были слишком назойливы, особенно тетя, но и она действовала исключительно из заботы о моем будущем. Таком, каким она его видела. Жизнь без родных я себе не представлял. Без любящих родителей, хулиганистого младшего брата, упрямой сестрички. Только представить на миг, что их нет… Пустота. Пустота, которую ничем невозможно закрыть, Но что-то изменить я не мог, поэтому просто поцеловал руку Фридерики, чуть прикоснувшись губами к коже и опять почувствовав этот странный дразнящий аромат корицы. Почему-то вспомнилось ее лицо совсем рядом, глаза, пылающие гневом, и россыпь мелких золотистых веснушек на белоснежной коже. Веснушек, которые хотелось попробовать на вкус, словно неизведанное лакомство. Фридерика выдернула руку так, словно ей было противно мое прикосновение. Еще бы, наверняка до сих пор вздрагивает, когда вспоминает, как ее допрашивал. Некрасиво тогда получилось, но сейчас ее движение меня отрезвило. Не то, совсем не то у меня в голове: наконец-то появились факты, которые можно хоть как-то притянуть к поручению Лангеберга и сделать выводы. Об этом я и размышлял как по дороге в столовую, так и в ней. Выводы не нравились. По всему выходило, что ниточки ведут к герцогу. И если я уже начал подозревать, совершая обход Траттена, что если что-то и есть, то оно в герцогском особняке, то теперь подозрение превратилось в уверенность. Герцогский особняк наверняка экранирован в достаточной степени, чтобы скрыть все следы незаконной волшбы. А что она была незаконной, я не сомневался — достаточно посмотреть на розовый куст. Пришлось ли герцогу Траттенскому влиять на расследование или он был уверен, что ничего не найдут? После смерти сестры Фридерики розы не уничтожили, а это улика, и очень серьезная. Не потому ли, что артефакт слишком сложен в изготовлении, а его собираются использовать еще? В это предположение прекрасно вписывается то, что в гарнизон так и не прислали еще одного целителя – герцогу явно нужна целительница, которая заселится в комнату покойной и станет подконтрольной. Фридерика говорила, что сестра была сильной, но очень похоже, силы хватило только на то, чтобы удрать. Она не смогла ни написать о преступлении, ни пойти в Сыск с устным заявлением. Зато смогла покончить с собой. Сама или помогли? И еще… Розовый бутон — татуировка-печать? Предполагать можно что угодно, проверить уже никак – вряд ли что-то сохранилось за год. И если герцог узнает, что вместо леди Штрауб в гарнизоне совсем другая девушка, не со столь значимыми родственниками, а точнее — вообще без них, Фридерика попадает в зону его интересов. Если, конечно, мои выводы правильны. Но в любом случае нужно ее как-то обезопасить. По-хорошему, отправить отсюда, но… Но я вспомнил гневный блеск ее глаз и понял, что рассчитывать на это не приходится. Кто может выдать ее тайну? Пока можно рассматривать два слабых звена: Кремер и Фальк. В самом плохом случае они связаны с тем, что здесь происходит. Мог ли подстроить Кремер замену Ульрики на нужную инориту? Запросто. Тогда Матильда приглашала нас, уже зная это и ее слова о цвете волос были неслучайны. Конечно, Кремеру это невыгодно — ведь в случае чего вылезает на свет проживание у него дочери лорда Штрауба, а тот ни за что не спустит такое пренебрежение моралью. И в этом случае легкое развлечение закончится совсем нелегким браком, что не в интересах Кремера. И все же вычеркивать возможность того, что он замешан, нельзя. Фальк… Этот инор к Фридерике явно неровно дышит, и не только дышит. С неожиданным раздражением я вспомнил, с каким собственническим видом он брал ее за руку и смотрел на нее, но она… она, пожалуй,
– Головой, — недовольно ответил я.
– А вовсе не ребрами, которые ты пытался сейчас сломать. — От такого легкого толчка даже синьская ваза разве что покачнется. Леди Штрауб, обратите внимание, как хлипок ваш жених, — радостно переключился Брун.
– Если от дружеского похлопывания у него трещат ребра.
– Боюсь, что от вашего дружеского похлопывания мои ребра точно сломаются, – ответила Фридерика.
– - Что вы, леди! – запротестовал он.
– Я никогда не позволяю себе похлопывать дам. Фразу он не продолжил, но посмотрел на Фридерику настолько плотоядно, что она невольно отвела взгляд и покраснела, а мне захотелось стукнуть его гораздо сильнее, чем не так давно он – меня.
– Во всяком случае, пока не похлопаешь подвернувшийся сейф, – усмехнулся я.
– а что там бывает после этого, ты и сам сказать не можешь.
– Наглая ложь! – возмутился Брун.
– Сколько там, в этом сейфе? На один глоток.
– Мне дважды пришлось тебя откачивать, – напомнил Вайнер.
– Это не потому что мне было плохо, а потому что ты решил воспользоваться моментом и сделать гадость, – нахально заявил приятель.
– Я к тебе со всем доверием – а ты мне сразу промывать желудок. Нехорошо.
– Напиши заявление на имя полковника, в следующий раз промывать не буду, – предложил целитель.
– Кто я такой, чтобы мешать инору самоубиваться? – Как кто? – всполошился Брун.
– Целитель.
– Кто собрался самоубиваться? – мрачно спросил подошедший полковник.
– Капитан Брун, – любезно ответил Вайнер.
– Говорит, слишком скучно.
– Да, – подтвердил тот, – с этим дурацким карантином совершенно нечем заняться. Может, фейерверк устроим над гарнизоном? И посмотрел на меня этак выразительно. Мол, прошлый раз только случайность позволила мне выиграть, и то только потому, что соревнования были на дальность, а вот если на красоту… Я чуть снисходительно улыбнулся и подумал, а не поцеловать ли руку «невесты»? Исключительно для того, чтобы позлить Бруна.
– После которого опять придется отписываться, что это было сделано для устрашения потенциального противника? – ядовито уточнил Циммерман.
– А с нашим карантином еще примут за сигнал бедствия. Хорошо еще, если целителей из столицы вызовут… Вайнер чуть изменился в лице. Пожалуй, при таком развитии событий ему будет совсем нехорошо – выяснится, что нет никаких оснований для карантина, и встанет вопрос, зачем обманывать начальство, которое и так многое спускает.
– Может, напротив, осадят и попробуют уничтожить? – предположил Брун, глаза его мечтательно заблестели, и он даже на пару мгновений потерял интерес к Фридерике.
– Все развлечение…
– Скучно вам, капитан, – ядовито протянул полковник.
– Будет развлечение специально для вас. Инвентаризация всех артефактов гарнизона. Проверяете на работоспособность, износ и заполненность энергией. При необходимости заряжаете. Отчет предоставите в течение недели. Брун мечтать перестал сразу. Возмущенно посмотрел на полковника, пытаясь найти хоть один аргумент в пользу невозможности подобного развлечения. Потом его взгляд упал на Фридерику, и он радостно предложил: – Если леди Штрауб будет мне помогать, то результат превзойдет все ваши ожидания, инор полковник. А так – не могу обещать, очень уж у меня плохой почерк. Вдруг вы не поймете, что я написал, и это отразится на боеспособности нашего гарнизона? Нет, так рисковать нельзя.
– Если я не пойму, что у вас написано, капитан, придется отправлять вас на курсы каллиграфии. Боеспособность гарнизона не должна зависеть от вашего умения писать. Наставят крестиков, а потом утверждают, что это тайный никем не понятый шифр.
– Он и читать не умеет, – влез Вайнер.
– Написано «Яд», так нет же, нужно выпить и проверить.
– Вам волю дай – на всем «Яд» напишете, – пробурчал Брун, – только чтобы не брали. Яды вообще у целителей лежать не должны, я это точно знаю. И все же, инор полковник, неделя – это слишком короткий срок. Артефактов много, я один. Так что кого-нибудь в помощь непременно надо. Лучше с хорошим почерком. В идеале – леди Штрауб. Он опять посмотрел на Фридерику. И я не выдержал. Взял руку невесты и поцеловал. Отпускать не торопился, она тоже не вырывалась, лишь опустила взгляд на пол – наверное, подействовали увещевания Вайнера.