Розыгрыш с летальным исходом

Гусев Валерий Борисович

Да, и этот вписался. В эротический конгломерат.

– Мы дернем еще по скорлупке, а ты, уж будь добр, управься за это время.

– Как получится, - буркнул обиженный Нильс, направляясь под пальмы.

– Чтоб у тебя вообще не получилось, - жестоко бросила ему вслед Яна.
– Тоже туда же… Буа неутомимый.

Нильс управился. Мы растолкали стоящих у дверей стражников и вошли в хижину.

– Серый, - сказал Семеныч, - завтра у нас трудный день. А сегодня, похоже, последняя спокойная ночь. И я хочу выспаться перед боем.

– Я

сейчас договорюсь с девками, - предложила Яна.
– Тут есть кое-кто с понятиями. Они их увлекут под пальмы. До завтрашнего полудня. А после полудня от них уже никакого толка не добьешься.

– Не пройдет, - уныло не принял ее предложения Семеныч.
– Они тут акклиматизировались. Им тоже все это надоело. Какого-нибудь тигра на них натравить.

– Льва!
– подскочил Нильс.
– Льва Борисыча.

– А удерет?
– спросил Семеныч.
– Ты ж не переживешь.

– Переживет, - сказала Яна.
– У него теперь другая радость для сердца есть.

– Все-таки я попробую.

Нильс просунул руку в клетку, поймал крысу.

– Веревку дайте.
– Сделал петлю, накинул ее на противный голый крысиный хвост и затянул петлю.

– Перегрызет, - вздохнул Семеныч.
– Они ведь умные твари, сам говорил.

– Ему будет не до этого.
– Нильс пошарил в карманах, достал небольшой мешочек, похожий на жалкий пенсионерский кошелек.

– Что у тебя там? Зарплата ихняя?

– Это сушеные половые железы крысиной самки.

Нильс, держа Леву на коленях, сунул ему под нос ладонь, на которой лежали какие-то сморщенные комочки. Лев Борисыч на глазах озверел. Обнюхал с жадностью ладонь и поднял вверх голову, блестя красными глазами.

– Самку ищет, - шепнул Нильс.
– Сейчас, если его выпустить, он будет опрокидывать все препятствия на своем пути.

– Весь в хозяина, - проворчала Яна, отступая в угол хижины.
– Выпускай своего кобеля!

Лева спрыгнул с колен Нильса и, не раздумывая, шмыгнул за дверь.

Сначала все было тихо - никакого эффекта. Потом появился эффект. Кто-то вскрикнул снаружи и зашипел от боли. Нильс дернул за веревку и втащил отчаянно тормозящего лапами Леву в хижину, прижал его к полу. Лева приглушенно завизжал. Его визг был похож на злобное рычание.

Снаружи - какие-то охи и ахи, какая-то взволнованная речь, ругательства. Где-то уже неоднократно слышанные. Такие родные. Славянизмы. Из чужих уст.

Когда Нильс снова выпустил Леву, мне показалось, что из-под его когтистых лап брызнули искры. И похоже, за дверью он примериваться в этот раз не стал. И тяпнул кого-то из стражников далеко не в пятку. А гораздо выше. Вопль раздался такой, что не оставалось сомнений - Лева не просто укусил, не просто цапнул, а цапнул и повис!

– Ну, ты садист, Яшка, - прошептала Яна в восторге.
– По-моему, это Тими орет. Второй раз ему в одно и то же место досталось.

Нильс подергал веревочку - без результата,

кроме истошного вопля, конечно. Было похоже, будто он поймал на крючок крупную рыбу. Голосистую притом.

– Во зацепился, - покачал головой Нильс.

– Тащи, чего ты ждешь?
– посоветовала Яна.
– А то сорвется.

Семеныч перехватил «леску» у растерявшегося Нильса и стал умело «вываживать» добычу. Вскоре в дверях появился визжащий от боли и ужаса Тими с автоматом на плече. Меж ног его висел вцепившийся мертвой хваткой Лев Борисыч.

Я снял с плеча Тими оружие, Нильс, сдавив Леву за ушами, отодрал его и сунул в клетку, где тот начал метаться с остервенением.

– Ну что, Тимоха, - сочувственно произнес Семеныч, - оказать тебе первую помощь?

– По-моему, - сказала Яна с фальшивой печалью в голосе, - уже поздно.

Тем не менее, Тимоху уложили на циновку и смазали йодом его растерзанное хозяйство.

– Интим не предлагать, - поставила диагноз Яна.
– Никогда.

Но Семеныч этим не ограничился. Провел блиц-опрос деморализованного задержанного.

– Сколько вас здесь? Быстро! Давай клетку, Нильс.

– Трое!

– Где они сейчас?

– На перевязке.

– Как вооружены?

– Два пистолета.

– Кто старший?

– Я.

– Указания?

– Проследить, чтобы до утра никто из хижины не выходил.

– В противном случае?… Что молчишь? Клетку, Нильс!

– На поражение.

– Всех? Что молчишь? Нильс!

– Всех, кроме старика.

– Зачем он вам нужен?

– Деньги… Капитал…

– Какие деньги?
– изумился Нильс. И подошел с клеткой поближе.

Тимофей завизжал, отталкиваясь пятками, пополз на спине. Семеныч вернул его на место, встряхнул.

– Какие деньги?

– Баксы, евро. Сколько-то миллиардов.

Мы переглянулись в недоумении. Дурдом, однако.

– Вот так вот, Ильич, - ехидно пропела Яна.
– Мы тут лягушками питаемся, а ты над златом чахнешь! Эатуа постыдился бы.

– Не чахну!
– Нильс прижал руки вместе с клеткой к груди и тут же поплатился. Укусом в палец.
– Не чахну, Яна Казимировна!

– Со златом потом, - сказал Семеныч и рывком поставил Тимоху на ноги.
– Иди, я дарю тебе жизнь. На некоторое время.

– А за что?
– Вопрос по существу.

– Прогонишь, когда вернутся, своих братков и сядешь у двери.

– Запросто.

– Действуй.
– Семеныч подвел его к входу.
– Если что - будешь второй жертвой на этом острове. После Ахунуи. Только всерьез.

Тимоха кивнул и, согнувшись, вышел. Семеныч взял автомат.

– Серый, остаешься здесь. Не спать. Наблюдать. Слушать. Я пошел.

СМЕНА ДЕКОРАЦИЙ

Ночь прошла спокойно. Если не считать робкого постанывания Тимофея за дверью. Да попискивания Льва Борисыча, не удовлетворившего свою похоть.