РПЛ 3
Шрифт:
– Но ты сам говорил, что это золото проклято… - неуверенно промолвила я.
– Не мне бояться такого пустякового проклятия, - рассмеялся он. – И не тебе. Наши судьбы перечеркнуты колдовством куда сильнее.
И мы покинули мельницу, не дожидаясь братьев-разбойников.
Погода в то утро установилась настолько ясной, словно недавняя затяжная непогода нам попросту привиделась. Предопределение и впрямь освобождало нас от заточения в Асмалло, посчитав, что взяло от нас все, что ему требовалось, наградив взамен тем, о чем мы не просили. В гостиницу, где оставались наши лошади,
Впоследствии вести о том, чем закончилась история с наследством Орвильнов, дошли до моих ушей – их передавали из уст в уста шепотом, оглядываясь и осеняя себя защитными знаками. Весь Юг вскоре узнал, что поутру братья вернулись к мельнице, прихватив с собой нескольких помощников из числа людей небрезгливых. Однако вместо распотрошенных человеческих тел на мельнице их ожидал совсем другой покойник – таких давно не видали в этих краях. «Демон! Черный, как смоль!» - рассказчики все, как один кривились и плевались, дойдя до этой части истории.
Создание из темного, злого мира возлежало среди россыпи золота, и две монеты закрывали его мертвые глаза. Младший из братьев закричал, что нужно уходить, пока не поздно. Затем благоразумно принялся убеждать старших в том, что мельницу полагается сжечь вместе со всем тем, что в ней нашлось поутру, а о наследстве позабыть раз и навсегда.
Но его не послушали – вид золота окончательно лишил ума Хобба и Тартина. Они оставили монеты при себе, разделив колдовское наследство на двоих, и лишь затем подожгли проклятую мельницу.
Три дня и три ночи богатство тешило жадные души братьев. Но на рассвете четвертого дня их нашли мертвыми, лежащими среди золота, точь-в-точь, как это было с мельничным демоном. То ли они убили друг друга, обезумев; то ли свершилась месть иного мира, посчитавшего, что подобная жадность должна быть наказана – говорили и так, и эдак. Младший брат исчез бесследно, и все полагали, что он сгинул точно так же, как и остальные Орвильны. Ведь от того зла, с которым братья надумали спорить, втянув в это черное дело еще и колдуна, нигде не спрятаться.
А что же колдун?.. – спрашивали многие. Откуда пришел, куда подевался?.. Им отвечали, что прибыл странный чародей из иных земель, быть может – очнулся от столетнего сна в дремучем лесу, или же старые колдовские кости ожили от удара молнии во время страшной грозы на далеком Сольгеровом поле – о ней здесь тоже слыхали. Сходились все в том, что направлялся чародей к морю, и вспоминали пророчество: столице Юга с самого ее основания предрекали стать вотчиной магов. Но еще ни один из тех чернокнижников, что пожелали воцариться в этих краях, не выдержал тяжести скипетра и короны. А кое-кому и вовсе пришлось сразу убираться несолоно хлебавши… За этим следовал ворох историй, из которых знакома мне в ту пору была только одна – про Белую Ведьму Юга, и ее я, по понятным причинам, недолюбливала.
– 6-
Слухи опережали нас, словно их переносили на своих крыльях стремительные ночные птицы. Не раз мне приходилось выслушивать в гостиницах и тавернах историю о невезучих Орвильнах, старательно скрывая то, что о событиях на старой мельнице я знаю куда больше прочих. Молва теперь приписывала Хорвеку столь поразительную и необычную внешность, что в изящном, хорошо одетом господине того самого колдуна признавали далеко не сразу, как ни старались тщеславные колдовские силы указать на своего носителя.
Ну а если уж кто упоминал мимоходом, что у мага имелась спутница – так ее неизменно на словах наделяли дивной красотой и прочими достоинствами. Оттого моя веснушчатая физиономия простолюдинки заставляла людей сомневаться вдвойне: может ли быть такое, что самый настоящий чародей таскает за собой девицу подобного сорта?..
Слова о магии множились, вера в возвращение колдовства крепла, и еще много лет спустя, когда люди вспоминали тот год, то осень неизменно называли «пора, когда по королевству бродил колдун». Хорвек же, казалось, не придавал никакого значения опасным разговорам, что велись за его спиной, и становился все молчаливее, заменяя по возможности речь щедрой платой.
Глядя на то, как бездумно, на первый взгляд, он тратит деньги, я впервые думала, что туда золоту и дорога. «Скорее бы избавиться от проклятого богатства, - я с неприязнью смотрела на блеск монет которые все не переводились в кошельке. – Но если Хорвек сказал правду, и мы в самом деле несем на себе худшее из проклятий – значит, все, что у нас при себе – проклято, а пуще всего – наши души».
Мысль эта неприятно холодила голову, и, одновременно с тем, жгла мне язык.
– Кто нас проклял? – в один из вечеров выпалила я, отбросив всякие попытки справиться с собой. Мы остановились в лучшей здешней гостинице – других мой спутник не признавал, раз от разу требуя все большей роскоши, а вот меня богатство обстановки порядочно смущало, и я ходила взад-вперед по комнате, не решаясь присесть на стулья с бархатной обивкой.
– Должно быть, судьба, - отвечал Хорвек почти весело, но меня его улыбка обмануть не могла.
– Прекрати! Что значат твои слова? О чем ты говорил ночью с тем мерзким демоном?
– То, о чем говорят между собой мерзкие демоны, людям знать не стоит, - получила я еще более легкомысленный ответ.
– Послушай меня, Хорвек! – я рассердилась, и не на шутку. – Хочешь ты того или нет, но я буду с тобой, куда бы ты не отправился. Но это не значит, что я не стану задавать вопросы, так и знай. Отчего ты так переменился за последнее время?
– Я не смогу остаться прежним, Йель, - ответил он, посмотрев в мою сторону, и мне показалось, что глаза его грустны, как никогда. – Прежний Хорвек был обречен на смерть, и не смог бы помочь тебе.
– Благодарю тебя, - начала было я, отчего-то донельзя тронутая последними словами, но он тут же меня перебил, нахмурившись:
– Не благодари. Моя помощь тебе не понравится. Задавай еще один вопрос, раз уж тебе неймется, и хватит.
Мне пришлось лихорадочно соображать, что же спросить, и как – Хорвек был мастером уверток, и я видела, что настроение его из-за моих расспросов стремительно ухудшалось.