РПЛ 3
Шрифт:
– Вернулись ребятки Лавруса этой осенью с промысла рано, и потрепаны были, как никогда ранее! – рассказывал он, безостановочно подливая себе вино из кувшина. – О том, что случилось с ними на этот раз, рассказывали неохотно, хоть обычно во хмелю любили прихвастнуть, как ловко уходили от королевских солдат. Поговаривали, что в этом году с северо-востока на пустоши пришла какая-то злая сила, разворошившая гнезда нечисти и могилы колдунов. Слыхал, небось, рассказы о том, что по Намирии расхаживает чародей, одаривающий людей проклятым золотом? Голову могу позакладывать, пришел он с пустошей –
– Мы направляемся в Астолано, - вставила я, заерзав на месте, когда речь зашла о пустошах.
– Астолано! Королевский город! – воскликнул Ниспен, ухмыльнувшись. – Ох и богатый же там народ! Но стража и королевские солдаты слишком уж ловки, людишкам вроде меня там делать нечего.Так вот, что до Лавруса, или как вы там его зовете? Глаас?.. Вернулся он рано, от повозок гарью несло, и гривы у лошадей сплошь обгоревшие. Часть товара подпорчена огнем – его продали сразу, за бесценок. Остальное вроде бы забрали купцы из Ладдино-Лок, а лошадей Лаврус продал местному барышнику, Кроклину. На вид они хоть и уставшие были с дороги, но здоровехоньки. Не прошло и недели, как все издохли от непонятной хвори. Кроклин от злости велел своим мясникам разделать каждую тушу вплоть до самого мелкого хрящика и найти причину хвори. Оказалось, что легкие у каждой клячи почернели, словно закопченные. Дурное дело, колдовское! Надышались бы они той копоти на пожарище – разве дотянули бы до Ликандрика?..
– А сам Лаврус… не хворал ли? – спросила я, искренне обеспокоившись за старого разбойника.
– Покашливал, было дело, - согласился Ниспен. – Однако я своими ушами слыхал, как он говорил, что знает толк в своей хвори и непременно излечится, как вернется в родные края. И то верно сказать, ведь Лаврус этот не раз показывал, что знает толк в чародействе: ни один прохвост не сумел ему глаза отвести на торгу, какими амулетами бы не обвешался!
– 7-
Я припомнила, как мастер Глаас хвастался, что дед его когда-то служил Белой Ведьме Юга – должно быть, немало колдовских секретов пересказывалось шепотом в этом семействе, и кое-какие из них стали славным подспорьем в нелегком злодейском промысле. Недаром старый разбойник сразу же понял, что собой представляет Хорвек.
– Так значит, мальчика-раба при нем не было… - вздохнула я, силясь представить, где же искать теперь Харля, и отгоняя мысли о том, как велико могло оказаться невезение мальчишки.
– Мальчика-раба – нет, но… - с ухмылкой протянул Ниспен и уставился на нас хмельными жадными глазами.
– Смотри, не подавись, - хмыкнул Хорвек, щелчком отправляя серебряную монетку в сторону воришки. Тот ловко поймал вертящуюся полукрону, и объявил:
– Рабов Лаврус-Скупердяй на торг не привозил, но в этот раз с ним был мальчишка, которого он называл сыном.
Хорвек с усмешкой посмотрел на меня, словно спрашивая: «Ну, что я говорил?», но не успела я обрадоваться, как Ниспен прибавил:
– Мальчишка тоже кашлял, и, сдается мне, хворь его была серьезнее, чем у папаши.
Ох, как же заныло у меня сердце от дурного предчувствия! Я втравила Харля в неприятности, от которых иной бы проклял мой род до седьмого колена: мальчишка расстался с родным домом, с любящей матерью, а затем, вдобавок, угодил в плен к разбойникам, при которых бродяжничал впроголодь столько дней… И каков итог? От колдовства, которое я сотворила, бедняге, похоже, выжгло нутро. Воистину, мастер Глаас обошелся с Харлем милостивее, чем кто бы то ни было, подобрав и усыновив маленького болтуна.
Сколько не силился Ниспен-Уховерт придумать, что бы еще предложить нам, раз уж за сведения Хорвек щедро платил без торга и раздумий – больше в его памяти ничего ценного не всплыло. Куда подался Глаас после того, как распродал свою добычу, воришка не знал, однако отчего-то был уверен, что домой, в Янскерк, разбойник возвращаться не собирался.
– Домой такие люди непременно везут подарки, чтобы в их семьях всю зиму царил мир, - со знанием дела объяснял захмелевший Ниспен. – Какая же жена будет ждать мужа три четверти года, если тот прибудет на зимовку без добрых гостинцев? А Лаврус не истратил ни медяка из того, что выручил. Наверняка приберегал деньги для чего-то другого. А вот для чего – кто знает…
На том мы с ним и распрощались. Хорвек коротко сказал, что в Астолано мы направимся завтра же поутру, не задерживаясь более в Ликандрике. Я, хоть и понимала, что он, как всегда, прав, горестно воскликнула, не сдержавшись:
– Мы так и не разузнали, куда подевался мастер Глаас!.. Ох, конечно же, тебе нет дела до судьбы Харля, но мне-то каково? Еще одно гадкое дело на моей совести, еще одна загубленная жизнь!
Хорвек, перед тем, как ответить, подбросил в воздух потертую серебряную монетку, с которой теперь не расставался: в ней, если верить словам демона с мельницы, можно было увидеть подтверждение истинной высокородности того, кому она принадлежит. Ловко поймав ее и рассмотрев, какой стороной монета легла в ладонь, он уверенно произнес:
– Ты вскоре повстречаешься со своим маленьким приятелем, не бойся. Наши пути обязательно пересекутся.
– Точно ли? – я с подозрением смотрела на монету. – С чего ты это взял? Я не слишком-то верю предсказаниям дребедени, найденной в потрохах ведьмовского петуха. Если и есть в мире монета, которой положено быть лживой, как языку судьи – так это она самая!
– Знаешь ли ты, о чем больше всего сейчас волнуется старый разбойник? – ответил он вопросом на вопрос.
– Да откуда же мне это знать? – воскликнула я, донельзя огорченная тем, что судьба Харля становилась час от часу таинственнее и мрачнее.
Хорвек вздохнул, поняв, что я слишком расстроена для того, чтобы понимать иносказания и намеки.
– Единственное, что его сейчас заботит всерьез, Йель, - мягко произнес он, - так это то, как спасти своего маленького найденыша. Ты и сама знаешь, что род Глааса служил когда-то Белой Ведьме. А верным слугам чародеи помогают иногда даже после своей смерти. Старый разбойник и мальчишка отправились в Астолано – туда, где камни, политые чародейской кровью, помнят о прежних временах и о старых долгах. И монета из потрохов ведьминского петуха думает так же.