Рубеж-Владивосток
Шрифт:
Остальных юнкеров не знаю, старшекурсники, судя по форме. Юнкеров? Да вот и не угадал я!
Сразу не рассмотрел, погоны у всех со звёздами. Корнетов им присвоили. Надо же, из юнкеров в обер–офицеры быстрее положенного срока возвели.
Следующий выходит. А я отступаю, ибо чувствую, что оцепление из полицейских ко мне надвигается, спросить, что тут забыл.
Объезжаю вокруг территории, будто мимо собрался к набережной. На месте, где меха Суслова оставил, уже ничего нет. Газон изуродован бороздами, похоже, волоком оттащили.
Подлый Чернышов достоин кольца и меха, а я нет.
Получается, и звания досрочно им дали. Теперь ребята в гвардии. И, похоже, мехары, стоящие напротив, для них и предназначены.
Привезли мехаров из Иркутска на блюдечке, похоже, эшелонами. Наверное, в закрытых контейнерах и с охраной в целую армию. Знаю я, что раньше выпускники в столицу ездили на такие церемонии. Что изменилось?
— Эй! Сударь на лошади! — Раздаётся от полиции, спешащей за мной. — Будьте любезны остановиться!
Не дождётесь. Пришпорил лошадь, ускорился.
Свисток за спиной раздался, да толку? В подворотню прошмыгнул и рванул ещё быстрее.
Злюсь на себя. Чувствую, что бесполезен. Стал по городу бродить, в поисках пункта, где записаться в ополчение можно. Не буду по небу рассекать, так хоть в пехоте послужу. Караулы стоял всегда с отличием, и теперь не посрамлюсь. А может на броненосец возьмут! Так хоть с пушки дадут стрельнуть по твари.
Вон все боевые корабли в море! А значит, каждый востребован.
Рядовым или ефрейтором готов, всё равно. Лишь бы полезность свою чувствовать. Вот брат Татьяны бросился на врага, себя не жалея.
Чем я хуже?
Догулялся до того, что уже темнеть стало. Уже на выезде из города чуть в стороне через арку в подворотне множество огней приметил, и целую толпу мужчин. Фонари только на набережной и центральной улице у нас, а здесь ламп масленых нанесли. С чего бы это?
Понадеялся, что тут в ополчение и записывают. Но вскоре распознал гусар с казаками и городскими господами. Смеются и ахают, разгорячённо обсуждают что–то. Несколько женских голосов, хохочущих звонко, расслышал и заинтересовался вдвойне.
Пройдя через арку, спешился, коня привязав в стойло к остальным, и пошёл удовлетворять своё любопытство.
Протиснулся через толпу, попутно извиняясь.
А тут кулачный бой идёт! Казак с гусаром бьются. Казак с торсом голым огромный и широкий, мышцы так и прут! Руки толщиной, как мои ноги. А гусар в рубашонке с закатанными рукавами жилистый и худой.
Шансов у второго просто нет. Пусть он и живее двигается, но его удары, как комариные укусы, оппонент держит и блоками, и принимает рожей своей уже побитой без всяких проблем. Прописав очередную двойку ударов, гусар вскрикнул, вероятно, ушибив кисть. Казак теряться не стал, замахнулся и ударил, зажав противника к толпе. Кулак прошёл вскользь, а вот локоть прямо в челюсть. Гусар рухнул, его едва успели подхватить товарищи.
Выскочил мужичок под метр пятьдесят в кафтане барина, подхватил руку здоровяка, кое–как поднял и объявил:
— Победитель Степан Печёнкин!
Отсчитали ему купюрами целых тридцать пять рублей под аплодисменты. И недовольные лица гусар.
Коротышка пошептался с победителем, тот кивнул. Заулыбался.
— Кто ещё хочет побиться со Степаном из Третьего сибирского полка!? — Спросил коротышка. — Что? Нет больше смельчаков? Три боя подряд, он уже устал! Смелее. Это ж лёгкие деньги.
— Да, да, — гнусавит кто–то в толпе. — Как леденец у крошки отнять.
Какие–то поддатые смеются.
А мелкий дядька окидывает толпу взглядом, полным надежд. Все, кто в первых рядах, взоры опускают.
— Три к одному! — Добавляет жару организатор. — Кто побьёт Степана, получит сто рублей!
Гусары оживились.
А я встрепенулся. Из заработка с продажи рыбы у нас всего пятнадцать рублей осталось. Нам месяца на два с натяжкой. А дальше лапу, как медведи зимой, сосать.
На сто рублей я Фёдора в Хабаровск отправлю и на первое время обеспечу. Дед у меня экономный, денег хватит ему на год. А там глядишь, всё уляжется. Иначе неспокойно мне.
Оргалиды знают к нашему поместью дорожку. Синий уж точно знает. Поэтому в поместье небезопасно.
— Я готов! — Заявляю, когда уже толпа разочарованно загалдела и начала расходиться.
Ахнула публика, разошлась от меня, чтобы всем видно было.
— И кто это у нас такой? — Усмехнулся сам Степан, меня рассматривая с иронией.
— Андрей Сабуров, — представился без титула.
— И лицо тебе не жалко своё, юноша? — Раздалось из толпы гадкое.
— Красивый юноша под стать смелости, — захихикала какая–то девица.
— По одёже так барин, — стали обсуждать. — И чего по железной дороге не удрал, как все знатные?
— Тридцать три рубля ставка, есть у тебя? — Поинтересовался коротышка, вставая между мной и верзилой.
— Ставлю коня, — отвечаю уверенно.
— Да, есть конь! — Раздалось позади, подтверждая.
Организатор кивнул.
— И чего мне с ним драться? — Взвыл Степан. — Я детей не бью, между прочим.
— Казак, не трусь! — Стали подначивать. — Мальчонка–то крепкий! Рожу смазливую начистить надо, чтоб барышень не отбивал.
— Хлеба и зрелищ хотим! — Взвизгнула вторая дамочка, явно постарше первой.
— Ставлю на юнца!
— На Степана трёшник!!
— На казака…
Снял пиджак батькин, передавая в толпу, рукава закатал. И осознал вдруг, что чего–то подобного мне и так хотелось. Подраться, выпустить пар. А может, и по морде получить.
Круг образовали для нашей драки просторный, огней загорелось ещё больше от масленых ламп.
Кулаки сжимаю, вставая в стойку. Степан без всякой команды в широком замахе идёт прямо на меня!