Рубеж-Владивосток
Шрифт:
Ощущаю свободный полёт секунд пять, затем резкий удар, от которого сильно мотнуло, скрежет по камню, кувыркания по земле. Остановка. Кратковременная тишина и моё сопение в темноте.
Похоже, монстр сделал всё за командиров. Вышвырнул меня из училища.
Новый рёв с нотами обиды раздаётся протяжный уже со стороны. С ним тварь и удаляется, взмывая в небеса.
Интересно, как она взлетела с подбитым крылом? Восстановилась? Слышал я такие байки. Выходит, что правда.
Синих оргалидов, как генералов, не так уж и много. И приходят они со своей армией.
Когда–нибудь я до тебя доберусь, синий оргалид…
На душе спокойствие и усталость.
В лежачем положении на боку шевелю руками, ногами. Всё откликается и работает, вроде… снимаю ремни, толкаю крышку кабины. Нет, не заблокирован. Руки ослабли, но всё же поддаётся. Мех без жизненной энергии её и не магнитит, чтоб препятствовать. Ногой помогаю отодвинуть крышку. Открывается со скрипом до середины. И я вываливаюсь на городской газон.
Дерево мехара придержало, иначе бы по горочке скатился прямо в холодную воду залива. Поднимаюсь, шатает меня. Запах гари вдыхаю полной грудью. Ветерок с набережной в лицо.
Сирена всё ещё воет. В училище стихает бой, заглушается треском пожарища. Главная тварь улетела, её уже и не видно. А без неё принцесса с командой доведут бой до победы.
Надеюсь, что так.
Вижу с высоты пригорка дневной Владивосток. Западную его часть. И сердце сжимается. Всюду дым над крышами и средь деревьев, особенно хорошо видно разрушения по склонам. Это означает лишь одно. Оргалиды атаковали не только училище.
Фёдор! В груди холодеет от мысли, что твари и до поместья добрались!
Дед, не дурак. Спрячется. Но если его завалило? Или пожар загнал в западню?!
На мехара смотрю. Новые борозды на броне. На штыре розовая кровь неестественно яркая.
— Прощай, гвардеец. Для меня честь побывать твоей частью, — говорю ему с грустью, отдаю воинское приветствие с рукой к голове без фуражки. И удаляюсь.
Больше нет мне здесь места. Я и сам такового не вижу.
Потому что Сабуров передал своё знамя, и духу его здесь больше не будет. Как и прозвучал приказ её высочества Небесной принцессы.
Спешу, спотыкаюсь. Надо скорее добраться до Фёдора. Больно, чёрт.
Злюсь, собирая силы в кулак. Перехожу на бег!
И не приемлю меньшего, презирая всякую в себе слабость. Ибо я возвращаюсь домой.
Нет, не как побитый пёс.
Глава 7
Владивосток и я… уже не будем прежними
20 километров от Владивостока. Бухта Якорная. Поместье князя Сабурова.
2 июня 1905 года по старому календарю. Пятница.
Поздним вечером я добрался до своего Дома. И убедился, что всё у нас спокойно.
Долго добирался. И это несмотря на то, что добрые горожане, спешно покидающие город, подбросили на повозке, сократив мне треть пути.
Пока ехал и смотрел на угрюмые лица людей, чувство такое гадкое прорывалось, будто предал нас кто–то. Ведь как возможно, что нелюди точно просчитали и одним ударом хлопнули всё приморское командование вместе с училищем мехов и юнкерами.
Ну, может, не всех… кто–то должен был уцелеть.
А ещё я думал о Татьяне и её отце. Граф Румянцев не смог бы пропустить такое событие по случаю приёма Небесной, он должен был быть в делегатах. Жаль, если погиб.
Знаю, что сделал всё возможное. Но когда спесь сошла, понял, что не нужно было уходить, не убедившись, что Татьяна в безопасности.
И теперь волнение не оставляет меня.
В самом городе царит паника и неразбериха. Лишь пожарные расчёты действуют слажено. Много построек близ набережных разрушено и сожжено, много людей покалечено и убито. Похоже, оргалиды отступили сами, но некоторых успели настичь мехары. О чём свидетельствовал едкий дым от быстро разлагающихся тел поверженных тварей, витающий по всему Владивостоку.
За первые два часа пути по взбудораженным улицам сложилось впечатление, что монстры прошлись по городу сотнями. К чему мы оказались не готовы.
И чёрт бы их побрал, тварей поганых.
В поместье тишина. Стемнело, и лишь полная луна теперь светит скупо. Преодолев оградку, пройдя заросшее поле по тропке уже наощупь и добравшись до сараев, я стал звать Фёдора. Когда дед не откликнулся, у меня вновь похолодело в груди. Быть может, он мой голос сиплый не узнал?
Не был я здесь больше полугода, но ничего не изменилось. Сарай наш жилой, утеплённый и годный по площади не хуже избы, под замком навесным. Запасной ключ под камнем. Внутри прибрано, пахнет сушёными полевыми травами. Фёдора естественно нет, раз закрыто. Но судя по тлеющим углям в буржуйке, где–то поблизости. Кувшин с водой ключевой на столике, сухари в мешочке.
Измученный жаждой накинулся и выдул половину сосуда прям из горла, звучно глотая, и только потом набросился на сухари. Запоздало спохватился, что надо оставить и деду. За воду не переживаю, у нас колодец свой есть.
Чуть передохнул на табуретке, ног уже не чувствуя. Снял подсумок с патронами, которых, как оказалось, много прихватил. И хорошо, у Фёдора где–то и винтовка припрятана, калибр вроде тот же. Лампу масляную отыскал со спичками. Поболтал банку, ещё что–то плещется. Пошёл искать деда по округе уже с горящим фонариком.
Пусто у нас и безлюдно, соседей никаких. Зато деревьев много, по осени краше края нет, золотая листва, красная, зелёная… Сейчас тишь да гладь, только с залива волны шумят, да чайки покрикивают. Вскоре страх снова наплыл. И от холода заколотило. Образы тварей вместо кустов, да товарищи истерзанные в траве мерещатся.
Минут сорок бродил в поместье по пригоркам, устал взбираться по заросшим тропам, по которым в детстве носились и змеев воздушных пускали с братьями. К бухте двинулся, берег в двух сотнях метров всего–то. Там у нас пристань, которую почти всю по доскам давненько растащило ворьё. Чайки что–то на ночь разорались. Никогда такого не было.