Рубеж-Владивосток
Шрифт:
Ржут гусары, глаза их задором горят.
— Не понял, ничего ж не было, — возмутился я, отшатнувшись.
— Вот ты и попался! — Смеются. — Неужели не сумел? Лучше бы дал возможность тому, кто наверняка, а то, как собака на сене.
— Ну не скажи, — вмешался Вадим. — Никто б из вас, господа, такого подвига провернуть не осмелился.
— Это какого? — Ахнули уже мои товарищи с эскадрона, подошедшие на шум с палаточного городка.
— На флагман тихоокеанского флота «Пётр Великий» по трапу верхом на лошади с барышней в седле наш князь взлетел, как прынц на белом
— Да ну! — Заахали местные.
— Ну хватит преувеличивать, — простонал я. — Чего пожаловали? В бане попариться?
— Да какая баня? Мы за тобой приехали. И не отвертишься, выходной у тебя, знаем, знаем, — заявляет Михаил.
— За мной?
— А за кем, ваше высочество? — Посерьёзнел Михаил. — Светский вечер без князя — это, как игровой дом, без карт.
— А барышни без грудей, — выпалил Азаров и сам с собой посмеялся.
— Меня не приглашали, — отвечаю спокойно.
— Всё договорено. Дочь полицмейстера проведёт, — подмигнул Михаил.
— Вся знать там будет, именитые офицеры, молодые барышни, опытные вдовушки! — Стали перечислять по очереди мечтательно. — Картишки, выпивка, музыка, танцы! И главное, без всяких казаков с рожами недовольными.
Вот о чём я и говорю. Одни на позициях оборону города держат, другие развлекаются.
— Может, вы сами? — Спрашиваю уже неуверенно, ибо сложно мне устоять перед таким напором.
— Собирайтесь, князь, — настаивают. — Время не ждёт. Барышни тем более. Всех ведь разберут.
— И как я с такой рожей, ну нет, — стону.
— Да нормальная у вас рожа, сударь, — нагло врёт Михаил.
— Давай для симметрии в правую скулу заряжу, — подбавляет масла в огонь дядька Азаров.
— Андрей, да брооось, — аж взвыл Михаил.
Смотрю на гостей пристально. Все наглаженные, пуговицы с бляшками натёртые блестят, сами расфуфыренные, причёсанные, гладковыбритые, веет от них вкусными парфюмами и свежестью. А главное глаза горят, таким и не откажешь.
Понимаю ведь и сам, что без дела с ума сойду.
— Полчаса мне дайте, — выдавил, сдавшись.
— Аки барышня, пять минут! — Заявляют, посмеиваясь.
— Это чтоб конкуренции не составил? — Подшучиваю уже я.
— Ого! А наш Андрей умеет–таки шутить! — Захлопал в ладоши Азаров и мне. — Пошли, я тебе парфюм французский дам.
— Бабский небось, — смеются уже местные гусары.
— Сейчас по шее надаю! А ну дрова рубить шпли отсюда! — Заворчал на своих прапорщик.
В сарай жилой поспешил за рубахой, в палаточной бытовке эскадрона даже утюг с доской есть, на печку ставишь и вуаля. Только марлю ещё б найти.
— Рублей возьмите, сударь, да побольше! — Кричит в след Михаил.
— Вы мне сколько должны, господа офицеры? — Парирую.
— Вот только настроение портить не надо, ваше высочество! — Огрызаются ещё наглецы.
Владивосток. Бухта Анна. Усадьба Третьякова.
21:05 по местному времени.
Спустя полтора
Не думал, что приведут меня гусары прямиком в усадьбу Третьякова, что раскинулась в сотне метров от берега с видом на остров Русский. А товарищи, как партизаны, молчали до самого конца.
Помню, как гостил здесь с семьёй. У них был великолепный сад и огромный трёхэтажный дом с множеством комнат. Отличная смотровая площадка и свой пирс с прогулочными лодками, на которых всегда наяривали слуги, одетые в белые одежды под матросов.
Сейчас здесь не слышно торжеств, громкого смеха, праздных цветных огней, какими славилась эта усадьба раньше. Но это не значит, что вечер отменён.
Едва слышна лёгкая музыка скрипки. Через кованый забор видно немало прогуливающихся среди постриженного кустарника и клумб элегантно одетых людей с бокалами в руках. Местами от неба их закрывают плотный навес из крон невысоких деревьев. Через мрачный просвет виднеются беседки со столами, поблёскивает прудик, отражая пламя от облагороженного костра.
Слышны отголоски бесед, а из окон особняка всё же доносится смех.
У кованой ограды нас останавливает полиция, какой здесь в округе целый отряд ошивается. И хочет нас прогнать.
— Мы по приглашению Натальи Алексеевны Дороховой, — заявляет Михаил важновато с высоты седла и подмигивает мне. — Знаете такую, господа?
— Дочки главы полиции? А как же! — Восклицают толстенький капитан в возрасте и дальше ехидно: — А бумажонка имеется?
— Сейчас, сейчас, — усмехнулся гусар и как заорёт: — Наталья, душа моя! Нас не пускают!
— А ну прекратить, у нас комендантский час, — прорычал полицейский, хватая за уздцы его лошади.
— Хороший комендантский час, — прокомментировал я, кивая на усадьбу.
— А мы что сделаем? — Пробурчал полицейский и дальше взмолился. — Нам велено следить за порядком вокруг. Господа гусары, помилуйте. Уезжайте без скандалов.
— Так! Отставить! — Раздался меж прутьев через забор строгий женский голос.
Наталья вместе с Екатериной подскочили и высунулись.
Выяснилось, что наши знакомые барышни Третьякову так ничего и не сказали о гусарах. Пришлось лезть через забор в тёмном местечке. Скакунов вверили полиции охранять. Это чтоб они не зря службу несли, а с пользой. Головные уборы с саблями меж прутьев девицам передали и полезли. У одного из гусар шов лосин под пахом затрещал, когда ногу перебрасывать стал. Вот тут–то мы не выдержали и рассмеялись.
Барышни подхватили, привлекая внимание оторопевших гостей в саду. Оказалось, обе уже подвыпившие. Наталья сама на себя не похожа. Всю серьёзность со скромностью, как рукой сняло. Может, с прошлый раз я просто быстрее их дошёл до кондиции, поэтому не заметил разницы?
— А что празднуем–то? — Уточнил я у неё, когда руку поцеловал, проявив галантность.
— Как что, день рождения коменданта приморской столицы, господина Третьякова, — ответил за Наталью Михаил и взял её под руку.
— Юбилей, между прочим, — добавила Екатерина кокетливо и приняла ухаживания Вадима.