Рубеж-Владивосток
Шрифт:
— Здоровья вам крепкого, — начал неуверенно. — Семье благополучия. И чтоб город, вверенный вам в защиту батюшкой, больше не страдал.
Третьяков аж в лице поменялся. Оскал едва скрыл свой. А я поспешил поднять бокал, чтоб быстрее всё это сгладить.
— Тостующий до дна! — Объявил адмирал Строганов и одобрительно на меня посмотрел.
Пришлось опрокидывать. Горько… сразу огурец малосольный сунули в рот, я даже не понял, кто. Горячее по горлу разлилось.
Сразу похорошело.
Зазвенели бокалы, засмеялись гости. А девочка подле Третьякова на меня взгляд свой неожиданно жгучий устремила.
— Не познакомите нас, папенька? — Выдала капризно, когда ещё не все успокоились.
Как раз и гости загалдели, потому что виновник на меня отвлёкся. Круг стал распадаться, господа встали по кучкам. Со стороны особняка объявили, что прогулочные лодки готовы, и часть людей устремилась к бухте.
Третьяков продрал горло.
— Сабуров Андрей Константинович, князь, в придачу корнет гусарского полка, — представил комендант обыденным тоном, когда я подошёл ближе и буквально навис над ним. — Числился без вести пропавшим, обыскались. Но нашли для галочки. А это моя младшая дочь Анна, капризная без меры и своенравная, что сил нет.
— Вы забыли сказать, что я самая любимая ваша дочь, папенька, — добавила Анна с нажимом.
— Самая любимая, душа моя, — согласился Третьяков на выдохе.
— Настолько любимая, что папенька не смог со мной расстаться, — снова вмешалась Анна.
— Ты со всей роднёй была на поезде, но сошла на первой же остановке, — выдавил комендант и зашипел ей в ухо: — только не скандаль при посторонних хотя бы в мой праздник. Я и так выполняю все твои прихоти безропотно.
Анна снова закатила глаза. Но затем посмотрела на меня хитренько.
— Андрей Константинович, — обратилась кокетливо. — А не покажите мне бухту, в честь которой меня, вероятно, и назвали?
— Во–первых, — раздалось от коменданта с укором. — Тебя назвали в честь бабки, а во–вторых, ты знаешь эту бухту, как свои пять пальцев.
— Полно папенька, принимайте поздравления, — выпалила Анна и, оторвавшись от отца, устремилась ко мне. — Вы позволите, сударь?
Спросила, глядя снизу–вверх обворожительно.
Выдержав прожигающий взгляд Третьякова, подал локоть, иначе никак. Не буду же я оскорблять отказом совсем юную леди.
Либо дамы в возрасте, либо дети мне симпатизируют. Что ж. Тем проще провести время, зная рамки дозволенного.
Пусть и растоплена бдительность невинностью, но ощущение складывается, что меня сюда попросту заманили. Вот только кому это нужно и зачем?
Замечаю, что со стороны ворот к пруду меха–гвардейцы идут во главе с подполковником. Агнессы не видно, и я этому рад. Зато решили почтить своим присутствием три солидных офицера, в том числе и кавалер Румянцевой. А также два новоиспечённых корнета, среди которых замелькал и сияющий от счастья Максим Чернышов в новенькой парадке небесного цвета.
Похоже, вечер будет вдвойне приятным.
Глава 14
Анна Третьякова
Третьяков сам не свой. Я это затылком почуял, вышагивая по вымощенной камнем дорожке под руку с его дочкой.
Самой любимой, младшей дочкой.
И зачем было это озвучивать? Тем более Анной.
Странная девица. Сияет вся, чувствую, что расслабилась даже. Двинули в сторону пляжа, куда и часть гостей уже направилась. Комендант за нами матросов своих пустил, я их быстро вычислил, по тому, как они молчаливо в затылок сопят.
А ещё расслышал, как с распростёртыми объятиями меха–гвардейцев встречают.
Не хотелось бы пересекаться с Чернышовым. Думаю, Третьяков ему скажет обо мне. Мы же бывшие юнкера с одной роты.
Но сейчас всё внимание приковано к Анне, которая робко молчит до самого пляжа.
Море в ночи плещется чёрное, блики от огней с берега ложатся поверх, как краска.
Страшно даже к воде подходить, а на пирсе народ во все лодки залез, первая уже отчаливает.
Анна заворачивает в противоположную сторону, уводя от посторонних. Малышка на каблуках, но даже при этом её макушка едва доходит мне до плеч.
— Вам очень идёт этот мундир, — произнесла с волнением в голосе, когда удалились от сопровождающих метров на двадцать.
Надо же, первой заговорила. Вышло мило.
— Спасибо, сударыня. Это платье вам также к лицу, — ответил комплиментом.
Кивнула. Неловкость появилась вдруг.
Прогуливаемся дальше молча, слушая шум слабых волн.
— Простите, если ошибаюсь, а не вы ли мне в Доме офицеров предлагали бутерброды в прошлом месяце? — Спросил, понимая, что пауза затянулась.
— Всё верно, — ответила скромненько.
— И как же прислуживать вам позволил столь любящий отец?
— У него не было выбора, — раздалось уже с иронией.
— Вот как?
— Думаю, у папеньки ко мне особая любовь, — начинает слишком обыденно. — Подобрав сиротой, он с излишним чувством бережности относится ко мне. А ещё порой кажется, что его постоянно сопровождает чувство некой вины. Особенно это проявляется, когда нет моей матушки рядом. Чем я умело пользуюсь.
— Простите за бестактный вопрос. Но он сам напрашивается…
— Да, я приёмная, — поспешила ответить. — В семье Третьяковых с пяти лет.
Вздохнул тяжело, не зная, что и ответить.
— Хорошая семья, ничем не хуже, чем была ваша, — выдала Анна с нотками каприза.
Похоже, она знает, что я круглый сирота.
Молчу, не зная, что и ответить на это. Стучим каблуками по дощечкам, из которых выложена дорожка по песку.
— Теперь должна просить прощение я, — раздалось от собеседницы после недолгой паузы.
— Не должна. Думаю, вы хотели сказать, что мы были товарищами по несчастью, — говорю ей, строя из себя взрослого.