Рубеж-Владивосток

Павлов Игорь Васильевич

Фёдор повадился ходить за утёс на лодке, которую ему гусары приволокли откуда–то. Удочку на борт, на вёсла налегает с пирса и уматывает на весь день. И на нём лица нет.

С патруля накидываюсь на гречку с мясом. Гусарская тушёнка просто изумительна. Дальше занятия с саблей, где я едва не получаю ранение, ибо мыслями где–то летаю. Азаров ругается, а мне хоть кол на голове теши.

К вечеру, как уже принято народ у забора собирается, требуя пропуска в Поместье. Новые бойцы желают помериться

со мной силой. А я никакущий, усталость накопилась, с ног валюсь.

Дядька Азаров находит выход из положения, собирая целый турнир из претендентов. Каждый вечер у нас народа всё больше, желающего заработать на ставках. За неделю только мне перепало триста рублей. Ещё немного, и я смогу отдать долг по налогам. Только понятия не имею, кому платить.

Очередным утром снова отправляюсь в патруль. И хочется по дальнему радиусу этот залив обойти, чтобы с Агнессой не встречаться. Но внутри что–то борется, и выравниваю маршрут.

Сегодня на пляже пусто. И мне почему–то тревожно от этого.

Мехар чёрный замечаю под кронами метров за тридцать. Всё–таки явилась.

Притормаживаю коня напротив исполина. Любуюсь им и рассматриваю мелкие детали. Такое не могли создать люди. Но люди могут управлять. И это завораживает, будто истина слишком велика, чтобы познать нам, простым смертным.

— И снова вы? — Раздаётся с другой стороны от дороги, как раз с пляжа.

Девушка на камушке сидит, лицом обращена в сторону моря. На меня не поворачивается. И видится такой одинокой теперь.

— А что мне делать, служба, — отвечаю и спешиваюсь, дабы снова не упасть.

— Вы правду сказали? — Спрашивает, а в девичьем голосе волнение. Впервые он таким детским кажется.

— Простите, вы о чём? — Уточняю, ощущая внезапную неловкость.

— Так и знала, — бросает с обидой.

— Да, вы действительно красивая. И очень робкая, — спешу исправиться.

— Вам что за дело? — Говорит вроде отталкивающим тоном, но в нём ощущается надежда.

Замешательство борю, ощутив себя в некой семейной сцене. С чего бы?!

— Гвардейцев на пляже нет. Почему вы здесь? — Меняю тему.

— У меня невыполнимая задача, от которой я устала, — признаётся вдруг. — Ненавижу неопределённости. Когда от меня хотят сами, не зная чего. А здесь спокойно. Было… до вас.

Коня привязываю за сук и к ней иду, затаив дыхание.

— Вы позволите? — Спрашиваю.

Молчит.

Усаживаюсь рядом на кочку, метрах в двух. Не шевелится, словно и не дышит. Будто затаилась. Локоны её колышутся от порывов лёгкого ветерка. И я наслаждаюсь очертаниями губ, изяществом носика, густотой ресниц на опущенных веках.

— Я не разрешала, — говорит неуверенно.

— Прошу прощения, сударыня, — отвечаю и поднимаюсь.

— Стойте, —

спохватывается.

Усаживаю свой зад обратно. И отчаянно борюсь с желанием сказать ей о том… что она дралась лучше всех в гвардии Небесной, что это я влез в мехара Суслова.

Что я тот, кого она ищет.

— Примите в знак… дружбы, — протягиваю ей медальон для фотокарточек на серебряной цепи.

Берёт в ладошку крохотную, а там мозолей затвердевших, как у дровосека! Ничего себе лапка у девушки. Рассматривает в закрытом состоянии.

Гусары посоветовали что–то подарить. На два рубля выменял.

— Эта вещь стоит денег, нет, — заключает, протягивая обратно.

— Вы меня обидите, если откажитесь, — выпалил.

Задумалась, опустила голову.

— Тогда я тоже вам что–то подарю, — заявляет.

— Охотно приму…

— Как ваше имя, простите? — Спрашивает, зажмуриваясь.

Похоже, слишком тяжело ей даются вопросы.

— Князь Сабуров Андрей Константинович, ныне на службе в гусарском полку.

Очередная пауза, будто борьба внутри неё идёт нешуточная.

— Агнесса, без титулов и прочего.

— Вы же майор…

— Номинально. Я просто инструмент, — признаётся. И уже начинает заинтересованно рассматривать вещицу. — Мне никогда подобного не дарили. Благодарю вас, Андрей Константинович.

Молчу теперь я. Рассматривает, открывая.

— Здесь пусто, — комментирует.

— Вставьте туда любую фотокарточку. И этот человек будет греть ваше сердце в самую трудную минуту.

Вздыхает.

— Вы романтик, — говорит с лёгкой улыбкой и убирает медальон во внутренний карман кителя, бережно сложив цепь.

Молчим ещё немного.

— Моё Поместье в бухте Якорной. Я буду всегда вам рад, — решаюсь и на это.

— Уже уходите? — Спохватывается даже, да ещё и поворачивается ко мне, распахнув свои огромные глазища, в которых я тут же тону, теряя всякую волю к тому, чтобы выгрести и выбраться на поверхность.

Мне и не нужно. Я в сказочном омуте. Но нахожу в себе силы ответить искренне:

— Нет… что вы… я просто опасаюсь, что слишком быстро улетите вы, Агнесса.

Отвернулась резко, словно опомнилась.

— Каждую секунду думаю об этом, — призналась и выпалила, обескуражив. — Кто вас так побил? Простите, если затронула вашу гордость.

Ах да, моя рожа всё ещё убавляет мне баллы очарования! А точнее просит кирпича.

— Все понемногу, — ответил и усмехнулся.

— Это как? — Снова посмотрела, озаряя аквамариновым светом, и я окрылился.

— Участвую в кулачных боях, — отвечаю без утайки.

— Вот почему у вас сбиты костяшки, — комментирует, снова пряча лицо в волосах.

— А вы наблюдательны.