Рубеж-Владивосток
Шрифт:
Ух, грозный какой!!
Руки с мечами покороче, и кисти есть! А ещё у него не две, а четыре турбины, по одной на крыле. Ха! Вот почему мой дедушка всегда удирал от гвардейцев. Его было не догнать.
Мой дедушка… и был тем самым загадочным пилотом «Красного медведя».
Фёдор подошёл и помог подняться с досок.
— Андрей? Ты ведь помнишь о первой экспедиции деда к метеориту в тайге? — Поинтересовался деловито.
Киваю, всё ещё пребывая в лёгкой прострации. Смотрю теперь на Фёдора, как на ангела воплоти.
— Была ещё одна. В первую дед мехара спрятал, не зная, как перевезти. Но когда наша Империя стала их осваивать, он смекнул, — рассказывает, вздыхает. — Много всего было привезено оттуда.
— Но деда же подрал медведь, он с костылём не расставался, — говорю, недоумевая.
— Это для пущей убедительности, он до самого конца скакал, как молодой, — ответил Фёдор и вздохнул тяжело.
А я к мехару пошёл. Мне захотелось его потрогать, аж до трясучки!
Погладив вдоволь красноватого отблеска броню, собрался уже кабину открывать. За кольцом в кармашек полез, да остановился.
— Вот же чёрт, — выругался. — Я ж и его выпью. Дед, забери кольцо от греха.
— Не выпьешь, металл другой! Батька твой выражался, как там его, а! Первородный. Выросший металл из эрения не даст погасить чистую частицу. Только затушить на время, если захочешь быстро восстановить машину после повреждения или нарастить что–то ещё. Дело тут только в желаниях твоих, их надо уметь контролировать.
— Откуда ты вообще всё это знаешь?! — Ахаю.
— Думаешь, князь наш не мечтал, что ты станешь пилотом мехара? Ещё как, Андрюш. И озадачился проблемой сразу, когда впервые в пятилетнем возрасте ты случайно коснулся его кольца, и эрений стал гаснуть. А у тебя тогда сабля в руках выросла, вот мы перепугались. Слава Богу, видели такое диво только отец да я. С тех пор мне и поручил батька твой кузнечное дело моих предков вспоминать. А сам он математикой, да прочей наукой занялся. Я над той саблей изгалялся как мог, но только недавно понял, что металлы от потухшей и погасшей не до конца частицы разные выходят. Оттого взялся за кокон вплотную. У него сил на четыре частицы, значит, четыре новые он от тебя защитит.
Задумался я. Фёдор на меня смотрит вопросительно.
— Зная всё это, зачем в училище отдал? Прошёл бы я отбор, вручили бы мне кольцо, выпил бы его ненароком, как на тренажёре.
— Задумка была, чтоб научился ты водить, а дальше мы уж сами.
— И когда ты собирался мне сказать обо всём этом? — Спрашиваю, руками разводя.
— Не знаю, Андрюш. Теперь война, я ж перепугался, что твари пещеру вот–вот раскроют. А ещё эти, гусары твои. Молотком не постучишь от души. Только один толк: дым с кузнечной топки за костровый легко сойдёт.
— Хорошо, вот я здесь. Как мне отсюда в мехаре выбраться?
— Я ж ворота починил, вон посмотри…
Справа канава, где я подумал, что рельсы. Широкий спуск, тоннель и воротина металлическая, опущенная сверху.
Фёдор всё показывает и рассказывает: вентиль имеется с гидравлическим усилителем, как на броненосцах механизмы поворота орудийных башен, оттуда, похоже, и стащили. С помощью него ворота вручную поднимаются, и пятиметровая фигура спокойно проходит по наклонной в воду и по тоннелю наружу. Выплывает по дну во впадине и выныривает, где вздумается.
— Здесь хорошее убежище, — хвалится Фёдор. — Нелюдям сквозь камень ни эрений, ни мехара не учуять.
Молчу на это, но беспокойно мотаю на ус. Интересно, откуда он вообще знает такое?
И если чуют оргалиды на открытой местности мехаров и эрений, выходит, что машины, защитники наши главные, наоборот, привлекают тварей?!
Возвращаюсь к «Красному медведю», встаю напротив исполина. И в полной мере осознаю всю ответственность.
Теперь это мой мехар.
Теперь это моё кольцо.
И мне остаётся лишь одно. Продолжить дело моего предка.
Но почему же груз на душе так сильно давит…
Агнесса.
— Фёдор, мне нужно в Иркутск, — стою на своём.
— Три часа лёту, — выдаёт дед с иронией приподнято. — До Хабаровска полтора. Лети куда хочешь. Когда твоя барышня отбыла? Два дня назад? Нуууу, это она ещё сколько в дороге будет? Ты за это время дел здесь наворотить сможешь.
Усмехнулся я. Вот ведь как! И действительно.
— А что за беда, Андрей, поясни старому? — Спрашивает.
— Кольцо я выпил её с пятью частицами, — признался, ибо что теперь скрывать.
— Во, дела. Барышня — гвардейка значит. И пять частиц от батюшки императора — это весомо.
— Да, она самый лучший мехавод в гвардии Небесной. Но теперь всё, меха отобрали, кольцо пустое. На суд везут поездом.
— Ой, беда.
— И я о том. Сорвусь за ней. И этого меха отдам.
— Медведя? Даже так?
— Да, пусть забирает.
— Что ж Андрей ты в крайности бросаешься. А князя Сабурова наказ? Отец твой с дедом жизни посвятили, чтоб ты воином нашим стал непобедимым. А ты что? Сопли распустил.
— Моя вина, мне и исправлять.
— Выход другой есть, Андрюша, — заявляет уверенно.
— Какой?! — Встрепенулся я.
— Пади сюда, — зовёт прямо за мехара в новый закуток.
А там прямо целый самогонный аппарат развёрнут! Только резервуары странные, похоже, и это барахло с метеорита. Сюда и вентиляция подведена, и печка своя имеется. Но какая–то чересчур странная. На турбину меха смахивает. Ну, умельцы!
— Напиться и забыться? — Смеюсь горько.
— Не совсем, Андрюш. Это не самогонку гнать фабрика, а частиц эрения выделитель.
— Не понял?? — Отшатнулся. Похоже, самое интересное ещё впереди!
— Когда оргалид умирает, его тело исчезает не полностью, — принимается рассказывать. — Белые не в счёт, с них каши не сваришь. А вот начиная с голубых уже добыча имеется: от туш остаётся кристалл особый. Зовём его сердцем. Если их достаточно собрать, можно в нашем чудо аппарате выделить частицу эрения. Сердец Голубых оргалидов на одну частицу много надо. От десяти и больше, в зависимости от величины гада. А вот сердца Синего и одного хватит.