Руби
Шрифт:
В ту ночь я металась во сне и часто просыпалась. И каждый раз мне казалось, что мой желудок сжался в кулак. Мне хотелось, чтобы весь прошедший день и вечер оказались просто дурным сном, но нельзя было не поверить темным печальным глазам бабушки Катрин. Ее лицо стояло у меня перед глазами, оживляя, усиливая то, что случилось, подтверждая невыносимо горькую реальность.
Не думаю, что бабушка спала лучше меня, несмотря на свою усталость. Впервые за все время она поднялась с постели всего на несколько минут раньше меня. Я слышала, как она прошаркала мимо моей комнаты. Я открыла дверь, чтобы посмотреть,
– Казалось бы, знахарка должна уметь лечить собственный артрит, – пробормотала бабушка. – Суставы болят, а рецепты снадобий совсем не помогают.
Бабушка не имела привычки жаловаться вслух на свои болезни. Я видела, как она безропотно проходила мили под дождем, чтобы помочь кому-то, не выказывая ни слабости, ни недовольства. Она всегда говорила, что на свете еще много других людей, которым гораздо хуже, чем ей.
– Неси свой груз, не ведая преград, – в раздумье сказала старушка. Так говорили кайены, и это означало, что нельзя сдаваться. – Тебе невыносимо больно, твой груз тяжел, но ты продолжаешь свой путь.
Я всегда чувствовала, что она старается своим примером научить меня жизни, поэтому и знала, как ей больно, если она теперь жалуется.
– Может, нам стоит денек отдохнуть от торговли, Grandmere, – предложила я. – У нас достаточно денег от продажи картин и…
– Нет, – ответила она, – лучше поработать, во всяком случае, пока на протоке есть туристы. Ты ведь знаешь, как бывает, когда никто не приезжает покупать наши товары, и как тогда трудно сводить концы с концами.
Я ничего не сказала – это только рассердило бы ее, но почему дедушка Джек не помогает нам? Почему мы позволяем ему вести ленивую жизнь болотного бродяги? Он кайенский мужчина и потому должен нести ответственность за свою семью, даже если бабушка им и недовольна. Я решила, что непременно отправлюсь в его хижину на болоте и выскажу ему все, что думаю.
Сразу же после завтрака я стала устраивать придорожный прилавок, пока бабушка готовила гамбо. Я заметила, как ей тяжело работать и выносить вещи, поэтому сбегала в дом за стулом для нее. Мне хотелось, чтобы пошел сильный дождь и загнал нас в дом, и бабушка смогла бы отдохнуть. Но дождя не было, и, как и предсказывала старушка, вскоре появились туристы.
Около одиннадцати подъехал Поль на своем мотороллере. Мы с бабушкой быстро обменялись взглядами, но она ничего не сказала.
– Здравствуйте, миссис Ландри, – начал парень. – Моя щека практически зажила, а губа чувствует себя прекрасно, – добавил он быстро. Синяк и в самом деле значительно уменьшился – на щеке было лишь небольшое розовое пятно. – Спасибо еще раз.
– Рада помочь, – ответила бабушка, – но не забывай данное мне обещание.
– Не забуду. – Он рассмеялся и повернулся ко мне. – Привет!
– Привет, – ответила я, быстро разворачивая и вновь сворачивая одеяло, чтобы оно лежало на прилавке более аккуратно. – Что это ты не работаешь сегодня на консервной фабрике? – спросила я, не глядя на Поля.
Парень подошел ближе, чтобы разговор не слышала бабушка.
– Мы с отцом вчера выяснили отношения. Я больше не работаю
– Если ты не перестанешь встречаться со мной, – закончила я за него, а затем отвернулась. Выражение его лица сказало мне о том, что я была права.
– Мне все равно, что говорит отец. Мне не нужна его машина. Я купил мотороллер на свои собственные деньги, поэтому будем ездить на нем. Все, что мне нужно, это приезжать сюда и видеть тебя. Больше ничего не имеет значения, – твердо заявил он.
– Нет, Поль. Я не могу позволить тебе так поступать с твоими родителями и с собой. Может, не сейчас, но через недели, месяцы, годы ты пожалеешь о том, что отдалился от родителей, – строго сказала я. И даже почувствовала новый, холодный тон в своем голосе. Мне больно было держаться таким образом, но я должна была это сделать. Мне нужно было найти способ прекратить то, у чего не было будущего.
– Что? – Поль улыбнулся. – Ты знаешь – единственное, что мне нужно, это быть с тобой, Руби. Пусть они приспособятся, если не хотят крупной ссоры. Это все из-за них. Они ведут себя как снобы, это просто эгоистично и…
– Нет, Поль, это не так, – быстро перебила я. Его лицо помрачнело от непонимания. – Это естественно для них желать для своего сына самого лучшего.
– Мы все это уже обсуждали, Руби. Я сказал, что ты для меня и есть самое лучшее.
Я отвернулась. Не могла смотреть на Поля, когда он это говорил. Как раз у прилавка не было покупателей, поэтому я отошла. Поль плелся за мной так близко и безмолвно, что походил на мою тень. Я остановилась у скамейки из кипарисовых жердей и села лицом к болоту.
– Что случилось? – спросил Поль негромко.
– Я думала над всем этим и не уверена, что ты самое лучшее для меня.
– Что?
Из глубины болот на нас уставилась старая болотная сова, сидевшая на огромном яворе, будто она могла нас слышать и понимать. Она была так неподвижна, что походила на чучело.
– После того как ты вчера уехал, я долго думала. Я знаю, что на протоке есть много девушек моего возраста и немного постарше, кто уже замужем. Есть и моложе меня. Но я не хочу просто выйти замуж и жить-поживать. Я хочу большего. Быть чем-то большим. Я хочу стать художником.
– Вот как? Я не стану тебе мешать. Я сделаю все, что смогу, чтобы…
– Художник, настоящий художник, должен узнать многое, должен путешествовать, встречаться с людьми, разными людьми, расширять свой кругозор. – Я повернулась к Полю. Он будто уменьшился, сжался от моих слов. Поль затряс головой.
– Что ты говоришь?
– Наши отношения не должны быть такими серьезными, – объяснила я.
– Но я думал… – Он покачал головой. – Это все потому, что я вчера вечером поступил как дурак. Да? Твоя бабушка очень огорчена моим поведением?
– Нет, не огорчена. Вчерашний вечер просто заставил меня серьезно задуматься, только и всего.
– Это моя вина, – бормотал Поль.
– Это ничья вина. Уж во всяком случае, не наша, – заявила я, вспоминая откровения бабушки Катрин. – Просто так сложились обстоятельства.
– Что ты хочешь, чтобы я сделал?
– Я хочу, чтобы ты… чтобы ты делал то, что собираюсь делать и я, – встречаться с другими людьми.
– Значит, есть кто-то еще? – спросил он, пораженный моими словами. – Как ты могла вести себя со мной так, как вчера вечером, да и раньше, если тебе нравился другой человек?