Рубин во мгле
Шрифт:
Еще десять минут прошло в молчании, кеб свернул на незаметную улочку, по одной стороне которой шла какая-то фабрика, а по другой – высокая стена. Освещал ее лишь один фонарь на углу. Кеб ткнулся в тротуар и остановился, ван Иден высунулся из окна и протянул кучеру деньги. Без единого слова кучер спрыгнул с козел и распряг лошадь. Салли почувствовала, как закачался кеб, когда он спустился на землю, услышала перезвон упряжи, стук упавших оглобель и слабый цокот копыт, когда кучер увел лошадь куда-то за угол. Снова все стихло.
Салли нащупала пистолет.
– У нас не более получаса, – сказал ван Иден. – За этой стеной стоит корабль, который отплывет с отливом. Вы можете уехать – тогда вы будете жить, или вы останетесь – и умрете.
– Что вам от меня нужно?
– Ах, да. Неужели вам нужно это объяснять? Вы же не ребенок.
Салли похолодела.
– Почему вы убили моего отца?
– Потому что он вмешался в дела моего общества.
– «Семь Блаженств»?
– Ну да.
– Но как вы можете принадлежать к китайскому тайному обществу? Разве вы не голландец?
– Частично. Так уж случилось, что я больше похож на отца, чем на мать; впрочем, мое происхождение к делу не относится. Видите ли, моя мать была дочерью Линь Чи, зарабатывавшего себе на жизнь традиционным и похвальным путем – вы можете назвать это пиратством. Разве не естественно, что я пошел по стопам моего прославленного деда? Мне посчастливилось получить европейское образование, так что я смог занять должность агента в одной известной компании, занимающейся морскими перевозками, а затем заключить выгодный договор с обеими сторонами.
– Обеими сторонами?
– Компанией «Локхарт и Шелби» с одной стороны и «Семью Блаженствами» – с другой. Связующим звеном был опиум. Ваш отец отказался иметь с этим дело – на мой взгляд, он вел близорукую и бесцельную политику, которая и привела к его смерти. Но я-то был доволен тем договором, который я создал, и очень рассердился, когда он пригрозил его разрушить.
– Что это был за договор? – спросила Салли, оттягивая время. Ее большой палец лежал на курке. Высушит ли порох жар ее руки? И выдержит ли дуло, если даже пистолет выстрелит?
– Самый лучший опиум, – продолжил ван Иден, – шел из Индии, он выращивается под контролем Британского правительства, есть официальная печать и особые формочки, в которых наркотик фасуется в такие официальные пирожки – с одобрения и благословения Ее императорского величества, конечно. Все очень культурно. Разумеется, такой товар идет на ура и продается по самой высокой цене. К несчастью, ваш отец не пожелал иметь с этим дела, так что Локхарту и Шелби не пришлось насладиться этим плывущим им прямо в руки доходом.
Итак, в качестве Аи Линя я взял за правило перехватывать суда, возившие опиум из Индии. Утром надо было уговорить команду действовать со мной заодно, днем переправить груз на мою джонку, вечером утопить корабль и плыть восвояси.
– А затем, я полагаю, «Локхарт л Шелби» забирали краденый опиум и перепродавали его? Очень умно. Вы можете собой гордиться.
– Слишком банально. Нет, здесь начинается самое интересное. По счастью, мое общество завладело одним из этих ценных правительственных штампов. С его помощью на фабрике в Пенанге, где добытый на море товар смешивался с не самым доброкачественным опиумом с холмов, каждая партия увеличивалась втрое или вчетверо, все было проштамповано, сертифицировано и отправлено на продажу с одной из самых уважаемых фирм «Локхарт и Шелби».
– Вы ухудшали качество опиума… И что случалось с теми, кто покурит эту смесь?
– Они умирали. Те, кто курил наш измененный опиум, умирали быстрей – им же лучше. Было очень глупо со стороны вашего отца вмешиваться; это доставило мне массу неприятностей. В Пенанге я был Хендриком ван Иденом; я должен был стать Аи Линем и прибыть в Сингапур прежде, чем ваш отец покинул его… Дьявольские трудности. Но боги милостивы. Все это уже закончено… почти.
Он вытащил часы из жилетного кармана.
– Итак, пора, – бодро сказал он. – Ну, мисс Локхарт, вы решили? Едете или остаетесь?
Салли опустила глаза и, к своему ужасу, увидела у него на коленях открытое лезвие ножа. Голос ван Идена был мягким и хриплым, будто он говорил сквозь войлок, и Салли вздрогнула. «Спокойно», – твердила она себе. Но это была уже не мишень, нарисованная на стене, это был живой человек, и она собиралась его убить…
Она взвела курок, и он тихонько щелкнул.
Ван Иден наклонился вперед и быстро погладил ее по руке. Салли дернулась, но он был быстрее: одна рука метнулась к ее рту, другая приставила нож к груди. Ладонь, зажавшая ей рот, сладко благоухала; Салли почувствовала тошноту и выставила свою сумку между ними, словно обороняясь. Она слышала его тяжелое дыхание.
– Ну? – мягко спросил он, И она нажала на курок.
От выстрела кеб пошатнулся. Удар отшвырнул ван Идена обратно на его место; нож выскользнул из руки. Он зажал рану в груди, открыл рот, будто пытаясь что-то сказать, но, так и не произнеся ни звука, сполз на пол и замер.
Салли распахнула дверь и бросилась вон – подальше от того, что сделала. Из горла ее вырывались рыдания, она дрожала, она словно обезумела от страха…
Салли шла куда глаза глядят. И вдруг за ее спиной раздались шаги. Кто-то нагонял ее. Кто-то окликнул ее по имени. Она закричала:
– Нет! Нет! – и кинулась бежать. Только сейчас она осознала, что все еще сжимает пистолет, и с отвращением отбросила его; он сверкнул над мостовой и исчез в сточной канаве.
Чья-то рука схватила ее за кисть.
– Салли! Постой! Погоди, Салли! Послушай! Посмотри, это же я…
Она споткнулась и упала, мгновенно обессилев. Испуганно подняла глаза и увидела над собой Розу.
– Роза! Роза, что я натворила…
Она уткнулась в нее и разрыдалась… Роза крепко обняла ее и ласково гладила, опустившись на колени прямо на мостовой.