Рублевка: Player’s handbook
Шрифт:
Потому что мы никого не можем заказать. У меня сроду не было денег, чтобы и волос заказать с Васиной головы. Романова тоже изначально была журналисткой, в Игру попала по романтической причине — любовь-морковь, вышла замуж за миллионера, и вот теперь ее муж Алексей Козлов «заказан» партнером по бизнесу и сидит в тюрьме. А дом на Рублевке продан, чтобы хоть частично расплатиться с долгами по судебным решениям и судебным издержкам.
А Вася Якеменко — это Василий Якеменко, отец-основатель прокремлевского молодежного движения «Наши», бывший министр по делам молодежи, Игрок хоть и не высшего уровня, но такого, что нам с Романовой не подступиться. Я просто спросил Ольгу, как это — «заказать». И вот она показывает
«Ну, давай Васю Якеменко. Не нравится он нам», — Ольга делает паузу и улыбается хитро: понимаю ли я, что в Большой Игре никто не «заказывает» человека просто потому, что тот не нравится? Я понимаю, Оля. Не совсем же идиот. Ольга кивает и продолжает по-деловому: «Вася человек труднодоставаемый. Хотя у него неприятности. Мы, предположим, хотим заказать Васю, потому что тебе он денег должен, а от меня он, предположим, ушел к другой бабе. Такой человек стоит дорого. Предположим, двадцать миллионов. (Доллары имеются в виду, доллары, конечно.) Никакая наша обида на него не стоит двадцати миллионов. Но если в процессе его посадки у него можно отнять что-то, что стоит, например, двадцать два миллиона, то смысл есть. Во-первых, мы посадили обидчика; во-вторых, удовлетворили прокуратуру, и там теперь знают, что с нами можно работать; в-третьих, заработали два миллиона. Это уже бизнес».
Я не знаю, понимаете ли вы, о чем она говорит. Я понимаю теперь. Я уже привык к подобной логике. Она говорит, что ни одна обида на Рублевке не стоит того, чтобы удовлетворить ее не за Деньги. Ни супружеская измена, ни предательство, ни воровство — ни за что нельзя мстить, если месть не принесет, кроме морального удовлетворения, еще и Денег. Месть должна быть бизнесом. Жажду мести нельзя ставить выше Денег, ибо (помните?) нет ничего выше Денег. И лучше всего вообще не испытывать никаких чувств к жертве своего бизнеса: во всяком случае, любовь к Деньгам следует ставить безусловно выше любви к супругу или ненависти к врагу. Вот что она говорит. Не просто нельзя поддаваться эмоциям. Нельзя их иметь, если служишь Великому Богу Денег. Надо просчитывать риски и планировать прибыль. В гипотетическом нашем «заказе» Василия Якеменко выгод три: получить два миллиона, хорошие связи в генпрокуратуре (пригодится на будущее) и, наконец, отомстить — последнее наименее важно, шалость, виньетка.
«Мы, — продолжает Ольга, — идем к Слуцкеру и говорим: “Слуцкер, почем у нас посадить Якеменко?” Слуцкер отвечает: двадцать пять. Мы торгуемся, уминаем его до двадцатки. И относим двадцать миллионов ему, потому что прямо генеральному прокурору отнести не можем».
Слуцкер, бывший сенатор Владимир Слуцкер, — это тот самый бывший партнер мужа Ольги Романовой, который, по мнению Романовой, ее мужа и посадил. Говорить об этом прямо Ольга не боится. Я не могу понять почему. Я несколько раз переспрашиваю: «Ты под запись мне говоришь?» — «Да-да! Под запись! Я всегда понимаю, что говорю под запись». И мой диктофон раз за разом записывает — Слуцкер, Слуцкер, Слуцкер. Я спрашиваю:
«Скажи, Оль, зачем нам нужен Слуцкер? Почему мы сами не можем занести деньги прокурору?»
Она улыбается, как если бы объясняла ребенку, почему нехорошо в холодный день промочить ноги. «Прокурор, конечно, отнесется к нам с большим уважением, если мы уважаемые люди, выразит мне сочувствие в связи с тем, что Вася ушел от меня к другой бабе, но скажет, что у нас правовое государство, а Вася — невиновный человек. Прокурор так скажет, потому что мы с тобой не те люди, которые заносят деньги. А Слуцкер — тот человек. Слуцкер просто заносит деньги и говорит: “Якеменко”. А ему в прокуратуре отвечают, что трудно, конечно, посадить Якеменко, у него высокие покровители. Но у него есть телеканал в Ульяновске…»
Я смотрю на Олю как баран. Я не понимаю, при
Этого я тоже не понимаю, но часто сталкивался с тем, что рублевские Игроки, затевая беззаконие, не ощущают себя преступниками. Как герой «Декамерона» Боккаччо, соблазняя жену старика, считает себя вправе — потому что нечего было жениться на молоденькой. Вот так и в Большой Игре: не стыдно посадить конкурента, потому что, если сел, то, стало быть, не достойный конкурент, а лох. Безжалостность рассказанного (и пережитого) Романовой такова, что я спрашиваю: «А вот звонит нам в этот момент Вася и говорит: “Ребята, я сдаюсь”. Мы что делаем? Встречаемся вот здесь в кафе, и Вася спрашивает, на каких условиях мы от него отстанем?»
Романова удовлетворенно улыбается, съедает кусок курицы, как если бы курица была Василием Якеменко.
«Это интересное предложение. Мы отвечаем, например: “Вася, тридцать и плюс телеканал в Ульяновске наш. Нам же надо теперь занести в прокуратуру деньги, чтобы остановить твое уголовное дело. Сколько у нас оправдательных приговоров в судах? Ноль целых семь десятых процента? То есть ты понимаешь, Вася, ты уже попал в девяносто девять и три десятых процента. Тебе наверняка теперь вынесут обвинительный приговор, и остановить это будет дороже, чем было запустить”».
В какой-то момент я даже ставлю себя на место несчастного Якеменко. «Оль, мы эти отступные по какой формуле рассчитываем?» — «По рыночным ценам, — парирует Романова. — Вот несчастный следователь Домовец попался на том, что ему по рядовому делу занесли пятнадцать миллионов долларов. Понятно, что самому следователю досталось бы не больше миллиона, но цена-то вопроса была пятнадцать и дело было три года назад, и рядовое. А Вася Якеменко — не рядовое дело. Поэтому посадить — двадцать, а остановить следствие — сорок и телеканал. Кроме того, придется посадить Васиного партнера в Ульяновске, потому что надо же на кого-то свалить экстремизм и измену, в которых мы обвиняли Васю. Раз уж следствие раскрутилось, а Васю надо отпустить, то про Васю мы скажем, что он ничего не знал о подрывной деятельности своего телеканала, а знал партнер. И Васин партнер сядет у нас на пятнашечку совершенно бесплатно, просто потому что подвернулся под руку».
«А почему, — спрашиваю, — мы уверены, что Вася не побежит к Путину?» — «Потому что, если бы Вася мог побежать к Путину, мы бы не стали с ним связываться». — «А если мы недооценили Васю и он все же добежал до Путина?» — «Тогда, — Романова разводит руками, как игрок, проигравшийся в пух, — наши двадцать миллионов, которые мы отдали Слуцкеру, пропали. Слуцкер уже взял себе четверть, занес остальное в генпрокуратуру, а тут генеральному прокурору позвонил Путин и сказал Васю не трогать. Это форс-мажор. Генеральный прокурор прекращает дело, и мы теряем деньги, потому что недооценили Васю». Я спрашиваю: «Оля, а сколько стоило твоему мужу откупиться? И почему вы не откупились?»