Ручьи весенние
Шрифт:
— Какая нынче снежная зима, Вера, — нашелся он наконец.
— На редкость снежная, Андрей Никодимович.
И опять замолчали.
У ворот Вера остановилась.
— Ну, девушки, давайте мои плакаты. Теперь уж я как-нибудь сама справлюсь. — И Вера попыталась улыбнуться.
— Вера Александровна! А вы обещали нам выкройку кофточки. Той, с прошивочкой…
— Верно, верно. Заходите, девушки… До свиданья, Андрей Никодимович. Спасибо, что заглянули в школу, — и Вера протянула ему холодную маленькую руку. Андрей крепко сжал ее, стараясь
Хлопнула калитка. В соседнем дворе залаяла собака, и не стало слышно удаляющегося скрипа Вериных валенок.
«Поговорили, называется!» — Андрей надвинул шапку на горячий лоб и медленно побрел домой.
Глава пятнадцатая
В незабываемую зиму 1953/54 года страна двинулась в поход за изобилие — на Алтай, в Казахстан, в дальнюю путь-дорогу на освоение целинных земель Москва провожала лучших своих сыновей и дочерей. По почину столичных комсомольцев движение разрасталось: на веками дремавшую целину наваливались всем миром.
Молодых людей увлекала романтика преодоления трудностей, неукротимая жажда деятельности, святая готовность первыми броситься в самое жаркое место схватки.
— На целину — зовет партия, так как же я могла усидеть?!. Только чур, на Алтай, на Алтай, девочки! Вот уж где степи, горы, леса, красота! — Груня Воронина говорила захлебываясь, спеша, точно боясь, что ей помешают рассказать все, что она узнала об Алтае из книжек и газетных статей.
Но подруги не перебивали, слушали, загораясь ее восторгами.
— А озера, а водопады, а реки Чарыш, Бия, Ка-а-ту-унь! — протянула Груня. — Подумайте, по-алтайски Катунь значит девушка! Влюбленная девушка, понимаете? И такая есть легенда про эту реку — чудо! — Груня упоенно махнула рукой.
Коренастая, но обидно маленькая, с лицом подростка, комсомолка Груня Воронина с двумя подругами — Ниной и Леной Гридневыми — шла в райком комсомола за путевками на алтайскую целину. Все с Московского завода малолитражных автомобилей: Груня — технический контролер, Нина и Лена — токари по металлу.
Все эти дни Груня и работала и спала плохо: грезился Алтай. Не закрывая глаз, она видела себя глухой ночью на диком скакуне с важным поручением от МТС. Путь ей преграждают то дымящиеся пропасти, то бурные речки; конь стрижет ушами, храпит; Груня рвет поводья, пригибается к самой его шее, и только ветер поет в ушах… А по степи рыщут волки… Страшно! Мурашки бегут по телу… Но будь что будет, Груня не повернет вспять, не выполнив поручения, от которого зависит подъем целинных земель!
…То, что произошло в райкоме, оглушило Груню. Сестер Гридневых оформили, ей отказали. Уж как просила Груня, как требовала, даже плакала, — не помогло.
— Детей на целину не посылаем, подрасти. — с улыбкой сказал ей председатель комиссии; рослый и даже длинный парень с толстым, как показалось Груне, на редкость несимпатичным лицом.
— Ка-ак подрасти?! —
— Следующий! — крикнул он.
Проплакавшись, Груня с нескрываемой злостью сказала поджидавшим ее подругам-сестрам:
— Везет же блондинками!
В тот момент Груне почему-то показалась, что будь она тоже блондинкой ее оформили бы. Ведь вот же перед ней, двум блондинкам путевки дали, а сухонькой болезненного вида брюнетке, машинистке тоже отказали…
«И все равно завтра снова пойду!.. Не примут — до ЦК дойду, а добьюсь!» Но ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю оформиться ей не удалось.
Тогда она пошла на хитрость: надела туфли сестры на высоченных каблуках, поверх ватной телогрейки натянула замасленный комбинезон, нахлобучила на голову папаху, нос, щеки и руки вымазала машинным маслом и назвалась токарем. Но и маскарад не помог. Председатель комиссии, тот же угрюмый здоровяк, засмеялся:
— Ты эти штучки брось! Я тебе сказал, подрасти! Такие недоростки на целине не нужны.
И тут произошло неожиданное: Груня схватила своего мучителя, взметнула вверх и снова посадила. Лицо девушки при этом побагровело, короткая шея напружинилась.
— Сам ты недоросток! — зло выдохнула она. — Не дашь путевку, драться буду!
Все засмеялись и хохотали долго: на весь райком. Потом «недоросток», председатель комиссии выписал Груне путевку.
По длинным очередям, толкучке, по возбужденному оживлению в райкоме комсомола казалось, что на целину едет вся молодежь Москвы.
— Алтайцы-целинники — это, черт возьми, звучит гордо!
— А чем хуже — Солнечный Казахстан?!. Где еще есть такие ковыльные степи?! А какая там охота!..
— Нет, мы на голубой Алтай!..
Они познакомились в райкоме комсомола.
К Груне Ворониной и сестрам Гридневым, рассматривавшим свои путевки и громко разговаривавшим про Алтай, подошли три девушки-трактористки из подмосковных МТС, строгая, как сразу определила ее Груня, «застегнутая на все пуговицы», светловолосая Фрося Совкина, ее напарница, такая же замкнутая Валя Пестрова и полная противоположность им — подвижная, веселая, с небольшим миловидным, чуть тронутым оспой личиком, говорунья Маруся Ровных.
— Давайте, девочки, будем дружить… И чтобы обязательно в одну МТС, — затараторила Маруся.
— Ну, конечно, конечно, чего там! — чуть приокивая, веско сказала маленькая Груня и пожала руки трактористкам.
В этот момент и появился высокий худенький парень с большими голубыми глазами.
— На Алтай, девушки?
— На Алтай! — за всех ответила Маруся Ровных.
— Александр… Сашка Фарутин… Тоже туда, — отрекомендовался парень. — Тракторист… Принимайте в свою компанию, — чуть тише закончил он и окинул девушек такими обрадованными глазами, как будто дружил с ними уже много-много лет и только что вернулся откуда-то издалека.