Ручьи весенние
Шрифт:
— И ты разинкассируйся, исчезни! Я хоть маленько и приверженный к спирто-водочному тресту; но еще не пропил совесть. Нет, не пропил! И я в последний раз предъявляю тебе окончательный счет: ух-хо-о-ди!
Маленький, взъерошенный, полупьяный счетовод; ринулся с кулаками на онемевшего Колупаева.
Только что решивший «драться до последней капли крови», приготовивший убедительное опровержение Заплаткиной и Калабушихе, готовый от обороны перейти к наступлению, Мефодий Евтихиевич при словах Кривоносова откровенно испугался: «Он может! В горячности все может!» На голом черепе Колупаева росинками проступил пот. Он стал пятиться от разъяренного счетовода.
Поднялся
— Продолжайте, Мефодий Евтихиевич! — предложил председатель.
Но Колупаев с оскорбленным видом нахлобучил шапку и медленно пошел к выходу. Перед ним расступались.
Он шел, не глядя ни на кого, запнулся о чью-то подставленную ногу и чуть не упал.
— Держись за землю! Находку — пополам!
Обвальный хохот, как освежающий гром, прокатился по переполненному помещению. Когда же дверь за Колупаевым закрылась, кто-то крикнул:
— Духота! Перерваться бы!
— Переры-ыв!.. Перерыв!
Во время перерыва Леонтьев подошел к Андрею. По лицу секретаря райкома было видно, что он доволен ходом собрания.
— Ну, а ваше мнение, Андрей Никодимович, по вопросу, всплывшему совершенно неожиданно?
— Вы это об основном направлении хозяйства ждановцев? — радостно встрепенувшись, подался Андрей к Леонтьеву.
Василий Николаевич, смеясь, положил руку на плечо молодого агронома.
— Пока не надо… Давайте-ка лучше я познакомлю вас с Боголеповым. По всей вероятности, вам с ним близко работать придется… Константин Садокович! — крикнул он Боголепову, стоявшему с Рябошапкой и Костроминым.
Боголепов в два шага очутился рядом с Леонтьевым.
— Познакомьтесь, Константин Садокович: главный агроном МТС Андрей Никодимович Корнев, рьяный ваш сторонник в вопросах животноводства и… вообще, — устремив хитровато-улыбающиеся глаза на Андрея, отрекомендовал его секретарь.
Андрей с удовольствием протянул руку, показавшуюся ему вдруг такой маленькой по сравнению с боголеповской. Он с нескрываемым восхищением смотрел на геркулеса: юношеское преклонение перед физической силой еще прочно властвовало над душой Андрея.
Боголепов бережно взял руку молодого агронома, как подушкой накрыл ее сверху левой рукой и обласкал его и дружеским касанием рук и взглядом черных глаз.
— Рад познакомиться. Все поджидал. Думаю, свежий человек. А новая метла чисто метет… — Боголепов, показав снежную белизну зубов в улыбке, как-то братски доверчиво посмотрел на секретаря райкома и на Андрея, точно говоря: «Принимайте меня таким, каков есть, а кривить душой я не буду». — Заглянут же, думаю, когда-нибудь и руководящие партийные работники и эмтээсовцы к нам, на нашу памирскую крышу…
— Еще до снегов собирался ознакомиться с почвами и с рельефом ваших полей, да не справился и с ближними колхозами, — смутился Андрей.
— Конечно, мы не под руками у эмтээс, мы бедны, натуроплаты с нас не много, значит, зачем к нам в первую очередь… — Великан помолчал немного. — Вот так всегда и получается с нами, горцами, — грустно заключил Боголепов. Во время разговора он не отводил глаз в сторону, а смотрел, как когда-то учил Андрея отец, в глаза собеседнику. — Буду прямо говорить: прежний главный агроном за все годы ни разу к нам не заглянул. Как-то даже слышал я такой разговор стариков… — Боголепов осмотрелся по сторонам и чуть утишил свой бас. — «Почему это оттудова, с самого верху, никто не приедет к нам, не посмотрит, как мы с обманной этой пустоколосой, туманом хваченной пшеницей да с полеглой рожью
— …бумагой и останется, — закончил фразу за него Леонтьев. — Народ у вас отличный. И колхоз свой, видать, горячо тут любят. А это самое главное. С таким народом и горы понизить можно…
— Народ-то, буду прямо говорить, хороший, но очень меня волнует ваша точка зрения на пересмотр посевных планов по нашему колхозу. Прежние руководители боялись и заикнуться об этом в крае. Говоришь с ними — соглашаются, поддакивают, а как до дела — в кусты. Хребтюк, видно, жидковат, смелости маловато, что ли, Василий Николаевич? — не сводя глаз с Леонтьева, наседал на него Боголепов. Чувствовалось, что вопрос этот не дает ему покоя.
Андрею очень понравилась чуждая политиканства прямота Боголепова. Он вместе с ним волновался: «А какую позицию займет Леонтьев?»
Секретарь райкома отлично понимал волнение Боголепова и главного агронома и продолжал все так же улыбаться, точно испытывал их терпение.
— Я слышал, Константин Садокович, что вы о машинах сильно тоскуете? — вдруг спросил он Боголепова.
— Тоскую! Даже очень. Да и как не тосковать о машинах человеку, который понюхал масляного, машинного воздуха мастерской! Не верите, все ещё коробки скоростей, шатуны и магнето снятся. Да что там, буду прямо говорить; недавно увидел целую картину. Будто кошу я сцепом двух комбайнов… Пшеница — по грудь! — Боголепов отмерил высоту хлеба. — Колос к колосу, как перемытая! Четыре трехтонки на ходу с трудом управляются с бункерами. И так мне радостно глядеть на комбайны и на поле! А уж поле — с мостика не оглянешь… И вдруг — не шумело, не гремело — черная-пречерная; с белым подбрюшьем градобитная туча. Близится, наплывает: уже холодом, как с ледника, пахнуло… А я жму и жму! И вдруг слышу, молит меня Лизок: «Да пусти! Пусти же Костя!» Вот, она, техника-то, как заедает нашего брата!
После перерыва в прениях выступал секретарь райкома. Слушая его выступление, Андреи думал, что в работе агронома недостаточно знать все связанное с обработкой земли, важно научиться понимать людей, уметь «читать в их душах», как говорил сейчас Леонтьев.
— Из того, что я услышал здесь, ясно видно что новую обстановку, сложившуюся после сентябрьского Пленума ЦК нашей партии, вы все отлично понимаете: хорошо знаете, к чему стремиться, видите свои завтрашний день, знаете, что мешает вам… И на мой взгляд, — секретарь приумолк, как бы еще раз выверяя свои мысли. — на мой взгляд, верно намечаете путь дальнейшего развития вашего колхоза как животноводческого. На серпе, косе и лобогрейке к коммунизму путь дальний…
Андрей и Боголепов, сидевшие после перерыва рядом, переглянулись, и облегченно вздохнули: «Василий Николаевич за нас!»
Леонтьеву очень хотелось сейчас же прямо заявить дорогим ему людям: вертеть тракторы по «заплаткам» в два-три гектара, втаскивать комбайны на крутики — нелепо. Это похоже на анекдотическую бывальщину о предприимчивых пошехонцах, затаскивавших корову на баню, потому что на крыше бани росла трава… Но он этого еще не мог сказать сейчас: «План закон. Надо суметь обоснованно, как это сделал сегодня Боголепов, доказать в крае неразумность такого планирования».