Ручьи весенние
Шрифт:
— А вы бы когда-нибудь спели, Константин Садокович.
— Что вы, что вы, Вера Александровна! Какое уж пение перед посевной. Вот соберем урожай, ну тогда, может быть, на радостях… — засмеялся Боголепов.
Вера говорила с директором и следила за лицом Андрея. Тревога сжимала ее сердце.
…Иван Иванов, одетый в щегольской смокинг с белоснежным крахмальным пластроном, и баянист, бледнолицый, болезненного вида молодой человек, вышли на сцену.
В «артистическую» к Неточке долетел самоуверенный тенорок администратора:
— Начинаем наш концерт из цикла «Московские
«Дьявольски красив!» — определила Неточка и, подойдя к зеркалу, сделала поклон, слегка улыбаясь своему отражению.
Пока пианист играл вступление к «Руслану и Людмиле», Неточка репетировала «выход на сцену»: небрежный, даже равнодушный взгляд в сторону Андрея и лучезарная улыбка — публике.
«Конечно, я еще с ним встречусь. Должен же он получить мамино письмо и посылку…» — думала она об Андрее, а в глазах неотступно стоял величественный профиль черноволосого красавца. «Андрей перед ним — цыпленок! Но откуда в этой дыре такое чудо?»
— Ну, радость моя, сейчас твой выход, — прервал ее мысли втиснувшийся в закуток администратор.
— Как, Иванчик? — спросила Неточка, чувствуя, что сердце ее, как всегда перед выходом на сцену, мучительно замирает: певица ждала «дружеской поддержки» и, конечно, получила ее.
— Кажется, если бы ты и захотела, то не могла бы стать прекрасней. И знаешь, здесь хоть и порядочная дыра, но этот твой концерт будет иметь большое значение. Я договорился. Наше выступление будет зафиксировано на официальном бланке, за подписью начальства, с печатью. Понимаешь? «Артистка, Аннета Алексеевна Белозерова выступила перед работниками целинно-залежных земель». Это для твоего рабочего профиля что-нибудь да даст.
Аплодисменты стихли.
— Пошли! Что на первое? Антониду? — спросил Иван Иванов.
Неточка кивнула.
Когда певица с опущенными ресницами, в парчовых туфельках возникла перед зрителями, словно серебряное облачко, опустившееся на землю, по залу пронесся гул одобрения.
Иванов объявил номер, сделал шаг назад и, призывая публику к аплодисментам, так усиленно захлопал в ладоши, что даже присел, чем и вызвал дружный смех в зале.
Певица подняла черные, загнутые вверх ресницы и взглядом, наивно-задумчивым, уже в образе Антониды, кротко посмотрела на публику и легким кивком головы дала знак аккомпаниатору.
Не о том скорблю, подруженьки, Я горюю не о том, Что мне жалко воли девичьей, Жаль покинуть отчий дом…Мелодия, полная бесконечной любви, смертельной тоски и боли, наполнила зал.
Взяли в плен они родимого, Сотворятс искренней взволнованностью пела Неточка.
Иван Иванов не видел лица певицы, но лица загорелых, здоровых мужчин, женщин, парней и девушек точно отражали каждое ее душевное движение. Все они были во власти покоряющей силы ее таланта.
Иван Иванов отыскал взглядом агронома Корнева: «Пропал, как швед под Полтавой! Да и кто, кто устоит против такой молодости, красоты и таланта?»
…Чтобы не мучить Веру, Андрей твердо решил не смотреть на Неточку, а только слушать. «Но как же она правдива и искренна в искусстве! И как все это уживается с грязью и подлостью?» Андрей не удержался и взглянул на Неточку. Как и все в зале он увидел прелестное лицо, грустное и трогательное.
Вера следила за Андреем. «Я не существую для него. И зачем я заставила его идти на этот проклятый концерт!» Вере казалось, что их будущее счастье летит в пропасть. Желание отвратить несчастье охватило ее с такой силой, что она порывисто прижалась к плечу Андрея. Андрей повернул к ней невидящие глаза и показался далеким и чужим.
…Неточка не была начинающей актрисой, которая в увлечении не различает отдельных зрителей, а видит перед собой только сплошную многоликую массу. Исполняя арию и передавая точные, тысячу раз выверенные оттенки чувства, она видела смятенные глаза Андрея, подметила ревнивую зависть на тонком смуглом лице его соседки и откровенное умиление красавца великана. И в придачу к общей обворожительной улыбке она — специально для неистово аплодирующего атлета — наклонила голову, придавая этому своему поклону сугубо интимное выражение.
— Вот это да! Вот это поет! — услыхала Неточка слова, сказанные Андрею атлетом. — Бис! Браво! — кричал он, хлопая огромными ладонями.
Из-за спины раскланивавшейся певицы вынырнул сияющий администратор и объявил, что Аннета Алексеевна исполнит арию Людмилы из оперы «Руслан и Людмила».
Слова конферансье вызвали новую овацию.
Все, затаив дыхание, ждали первых звуков хрустально-чистого голоса.
И снова, опустив глаза, Неточка робко и стыдливо запела:
Грустно мне, родитель дорогой…А потом подняла ресницы и задержала взгляд на Андрее.
Под роскошным небом юга Сиротеет твой гарем. Возвратись, твоя подруга Нежно снимет бранный шлем.Неточка торжествовала: «Вот и снова ты в моих руках, Андрюшенька! Захочу — и никуда ты от меня не уйдешь!»
О мой милый Руслан, Я навеки твоя!Теперь ее взгляд был устремлен на черноволосого атлета. Никогда еще ни один мужчина не производил на Неточку такого сильного впечатления. Точно из бронзы отлитый, великан заслонил от нее и Андрея и весь мир.