Ручьи весенние

Пермитин Ефим Николаевич

Бригадир ел не спеша. Когда он наелся сам и увидел, что наелись все, в том числе и гости, положил ложку.

— У нас, Авдотья Трофимовна, два неписаных правила в бригаде, и ты их как повариха должна знать: первое — есть молча и досыта, работать без устали и дотемна; второе — положили ложки и сразу же на ножки. У тех же, кто после еды отдыхает часок, завертывается сала кусок да лени мешок… На ножки, товарищи! — скомандовал бригадир.

Трактористы и гости разом поднялись из-за длинного стола.

Правила в бригаде Шукайло хотя были

и не писаны, но соблюдались строго: механизаторы тотчас же занялись делом.

Ни полевого бригадира Кургабкина, ни председателя колхоза Высоких еще не было, и никто не мог сказать когда они появятся, — вечером их видели пьяными.

— Пробовали наваренную к пасхе брагу да вино, не прокисло ли оно, и напробовались, — сообщила знающая все колхозные новости повариха.

— Наш завтрак в пять, их — в десять. На них равняться, с тоски облысеешь. Будем начинать, Константин Садокович? — спросил бригадир.

— Начнем.

В это время со стороны Предгорного показалась легковая машина.

— Гордей Миронович катит! Вон откуда приехал, а наши колхозные руководители ждут, когда жены им горячих лепешек напекут… Я буду прямо говорить: кончать надо с этим, Тимофей Павлович! — Боголепов разломил вышелушенный кукурузный початок и с силой швырнул его в сторону.

Уточкин ничего не ответил, только болезненно сморщился. Молодое лицо его было землисто-серым: Тимофей Павлович все еще страдал от зубной боли.

— Вот напущу я на них Гордея Мироновича, — погрозился Боголепов, — он проведет с ними душеспасительную беседу…

Зарокотал и трактор. Боголепов насторожился, слушая работу мотора. «Настроили, как гитару!» — удовлетворенно подумал он и заулыбался.

— А этот большеглазенький москвичок у тебя, Иван Анисимович, видать, с музыкальным ухом…

— Старается, Константин Садокович. Знает, что соберутся сегодня старые «музыканты».

Автомобиль председателя райисполкома остановился у трактора. Старик Корнев с трудом выбрался из машины, снял шапку и помахал ею.

— Приветствую первую бригаду и ее славного бригадира!

Вслед за стариком выскочил одетый в короткий черненый полушубок, осунувшийся за последнее время главный агроном МТС.

— Здравствуйте, мужички-полевички! — здороваясь с каждым за руку, весело заговорил Гордей Миронович. — Я вот ему, вашему главному агроному, говорю: «Спят, поди, еще шукайловцы, будить придется», — а он молчит, но вижу — бровь у него дергается: смеется над стариком. А потом и утешил. «Если, — говорит, — кто спит, так это председатель колхоза Высоких и полевой бригадир Кургабкин, а шукайловцам совесть не позволит спать до восхода солнца». Вижу, по его и вышло. Где же они, главные-то наши хозяева? На полатях еще? А ведь не (нами сказано: «На полатях лежать — хлеба не видать…»

Председателя райисполкома обступили механизаторы.

— Да заглушите его ненадолго! — Гордей Миронович указал на работающий трактор. — Ведь гривенники в воздух летят. — Гордей Миронович, словно

застеснявшись, чуть тише проговорил: — Когда вижу, где можно сэкономить, а не экономят, у меня такое настроение, будто в штанах карман прохудился: хожу, а деньги из него сыплются.

Андрей впервые видел деда на работе и с удовольствием наблюдал за ним. Ему нравилась простота, с какой он начал беседу. Молодой агроном знал, что люди, живущие в полевом стане не одну неделю, бывают рады приезду свежего человека и душевному разговору.

За осень и зиму Андрей Корнев успел убедиться в том, сколь умны и наблюдательны эти простые, малозаметные на первый взгляд работники МТС, как точно и безошибочно определяют они высокомерно поучающих руководителей.

Повариха принесла табуретку, смахнула с нее фартуком пыль.

— Пожалуйте, товарищ председатель райисполкома, на мое кресильце.

Гордей Миронович сел и с удовольствием вытянул страдающие от застарелого ревматизма ноги.

— Вот так-то будет способней, — улыбнулся старик сгрудившимся вокруг него трактористам. — На чем бишь я остановился?

— На армии механизаторов, — подсказал Саша Фарутин.

— Да, да, так вот: хоть и велика ваша армия, но каждый боец в ней на счету. Хорошие тракторист и прицепщик на крюке своего трактора везут колхозу богатство, плохие — нищету. К стыду нашему, есть еще у нас и бракоделы. «Борона все закроет», — рассуждают они. Но от глаз хорошего полевого бригадира и честного, понимающего агронома ни мелкая пахота, ни огрехи не ускользнут. Вот, скажем, повариха, — Гордей Миронович повернулся к Авдотье Тетериной. — Некоторые ее считают маленькой спицей в колеснице. Неправильно это! В большой армии, как в сложной машине, каждый винтик важен. Легли голодными трактористы и прицепщики — какие же они будут работники! Не подвез водовоз воды — стоит трактор. Как видите, все важны, все главные…

Неожиданно оказавшись в центре внимания, Евдокия Тетерина, казалось, помолодела на десять лет. Необычного цвета ее глаза подернулись влагой и так победно озарили механизаторов, что Васька Лихарев, подтолкнув горючевоза и указав на вдову, шепнул:

— Гляди, Евдоха-то на седьмом небе! Теперь от этой похвалы она такие вам кулеши будет закатывать…

— Но как же все-таки при таком большом зачине нет ни Высоких, ни Кургабкина? — Гордей Миронович посмотрел на дорогу от Предгорного, точно поджидая запоздавших руководителей колхоза.

Но дорога была пустынна. Старик огорченно вздохнул.

— Константин Садокович, пошли своего молодца, пусть сейчас же хоть без штанов, но доставит их в бригаду.

Боголепов повел бровью Ваське, и тот в два прыжка очутился у машины. Когда шум «газика» замолк, Гордей Миронович посоветовал «начинать дело». Как сказал он: «Ленивых ждать — самим ленивыми стать».

Фарутин побежал заводить мотор, а Гордей Миронович, старчески кряхтя, поднялся и, взяв под руку Боголепова, отвел его в сторону.