Руина, Мазепа, Мазепинцы
Шрифт:
промышленник во всем - нежинский полковник Гвинтовка; большая надежда у Демьяна на этого Гвинтовку! Протопоп Симеон
Адамович большой ссорщик: гетман посылает его проведывать
всяких ведомостей, - и он, приехавши к нему, гетману, чтобы
гетмана удобрить к себе, станет сказывать ему такое, чего и не
бывало!>
<Глуховские статьи становил я, - сказал обозный Забела, -
а в тех статьях написано; духовного чина tfco6 в посольство не
посылать
посылал еще максаковского игумена Ширкевича в Варшаву и в
Вильну, неведомо для чего!>
<Мы того опасаемся, - сказал еще кто-то, если гетман уедет
из Батурина, произойдет много бед и кровопролития! Только у
нас и надежды, что на митрополита Призренского, который живет
в Батурине; он гетмана задержит, будто для лекарства, гетман
здесь останется, покамест ратные люди сюда поспешат. Нас, старшин,’ не послушает гетман: он мало что и говорит с нами!
Безмерно стал жесток с нами, не дает слова промолвить, бранит, бьет, саблей рубит. Во всех полках рассадил зятьев своих, братьев
да друзей и собеседников!>
Обозный Петр Забела объяснялся потом с Танеевым один на
один и выражался уже так, как не решался выражаться при
товарищах. Он хвалил самого себя, выставлял себя испытанным
другом Москвы и подавал такие советы, которые, как он полагал, должны были придтись по вкусу Москве. <Как Богдан
Хмельницкий, - говорил он, - учинился под высокодержавною
государевою рукою, и по се время, - как начал я служить великому
государю верно, так и совершаю; за мою правду меня Господь
Бог хранит, что еще жив! Вся беда от гетманов, а не от старшин.
Только им изменникам Господь Бог не терпит за царскую хлеб-
соль: все один за другим пропадают; жаль только, что невинных
людей с собою губят! Если этого злохищника Господь Бог предаст
и в руки наши изымай будет, пусть бы великий государь
пожаловал нас: велел быть у нас гетманом боярину из
великороссийских людей; тогда у нас постоянно будет, а пока гетман будет у
нас из малороссийских людей, никогда добра не будет>.
При последнем свидании неосторожный и откровенный гетман
сделал перед Танеевым выходки, подтверждавшие в глазах мое-‘
ковского человека донос старшин. Многогрешный отозвался о До-
рошенке совсем не так, как отзывался, бывало, в прежнее время, когда считал Дорошенка своим постоянным врагом. Теперь он
заявлял, что татары не смеют пройти на левую сторону Днепра, 210
потому что Дорошенко их не пустит>. <Хочет, - говорил Танееву
гетман, - Дорошенко посылать к государю своих посланцев и с
ними те санджаки,’ каковы ему присланы от турского султана; те посланцы будут у великого государя милости просить, чтоб
его царское величество изволил Дорошенка принять под свою
высокодержавную руку в вечное подданство и прислал бы ему, вместо турецких санджаков, свои царские знаки>.
– А если турский султан войско пошлет за то на
Дорошенка?
– заметил Танеев.
–
Дорошенко, - сказал Демьян, - будет бить челом
великому государю, чтоб указал его оборонять своею царскою ратью.
Гетмана Демьяна очень коробило то, что, как он слыхал, московское правительство давало полякам денег на наем войска, и
он не побоялся при Танееве произнести такие слова: <коли бы
польские послы и коммиссары, набравшись в Москве от вас денег, ворочались в Польшу через-Киев и через наши малороссийские
города - было бы хорошо! Тогда бы и нам что-нибудь из тех
сумм досталось!>
Это прямо уже казалось угрозою ограбить польских послов.
Марта 10-го уехал Танеев из Батурина с своим товарищем.
Когда Танеев был в Батурине, в Москве находились
посланцами от гетмана Многогрешного: нежинский протопоп Симеон, генеральный асаул Грибович и войсковой товарищ Михаил
Миклашевский (впоследствии стародубский полковник). Нежинский
протопоп быд давно уже тайным врагом Многогрешного, но
подбивался к нему в дружбу; часто не ладил он с Демьяном по
причине раздражительного характера последнего, но всегда потом
примирялся с ним, и враги Демьяновы считали протопопа
соумышленником гетмана. Будучи в Москве, протопоп не смел
слишком резко поднимать голоса во вред гетману, после того как
прежде письма его против гетмана и Лазаря Барановича не имели
последствий, вредных для того и другого. Только слегка
набрасывал протопоп на гетмана тень в беседах с боярином Матвеевым, заведывавшим малороссийским Приказом. <Я, - говорил
протопоп, - сколько могу, верно служу и радею великому государю, только гетмана не могу никакими притчами исцелить от нашедшей
на него скорби. Кто-то наговорил ему, будто великий государь
Солонину гетхманом поставить хочет, и Демьян скорбит о том зело; и о том скорбит, что Пиво с ляхами около Киева монастырские
вотчины опустошил, а паче всего о Киеве сетует, чтоб государь
Киева и других малороссийских городов ляхам не отдал, все
спрашивает меня: покуль у нас граница будет с ляхами? А мне почему