Руина, Мазепа, Мазепинцы
Шрифт:
был волосяным плетеным снурком; яблоко на нем медное, позолоченное; лежал он в чемодане, которого одна половина была кожаная, а другая -
суконная, малинового цвета.
301
палаты, нижними концами к царскому месту, а верхними - ко
входным дверям палаты. Когда посланцы вышли, боярин князь
Никита Одоевский, а за ним все члены царской думы кланялись
государю и поздравляли его с дорошенковым подданством. Царь
велел стрельцам отнести клейноты
выставить по-прежнему на перилах крыльца для показа народу.
Пролежали эти вещи таким образом с час, потом думный дьяк
приказал отнести эти вещи в оружейную палату, а привилегии
оставить для хранения в делах Малороссийского Приказа.
Так кончилось гетманство Дорошенка и с ним вместе
политическая жизнь этого замечательного человека. Несомненно, он был
искренно предан и постоянно верен идее независимости и
самобытности своей родины, но вместе с тем упорно и ревниво желал, чтобы
этот идеал для нее был добыт им, а не кем-нибудь другим. Хотя во
многих его поступках и заметно было лукавство, но оно
возбуждалось внешними, налегавшими на него обстоятельствами. Верный
продолжатель того, что намечено было Богданом Хмельницким, неудачно приводилось в исполнение Выговским и, наконец, попорчено другими по их неспособности, Дорошенко видел невозможность
сойтись с поляками и искренно желал отдаться Москве, как отдался
ей и Богдан Хмельницкий; но Москва не хотела принимать Доро-
шенка; во-первых, потому, что заключила с Польшею договор, ненавистный для малороссиян и гибельный для идеи самобытности
Малороссии; во-вторых потому, что Дорошенко соглашался
отдавать Украину в подданство с условиями такой широкой местной
свободы, которая противоречила видам московской государственной
политики. Только невозможность сойтись с Москвою бросила его в
подданство Турции. По тогдашним близоруким государственным
понятиям, ему представлялась в розовом свете зависимость от
Турции; он верил в обещания и льготы, основанные на бумажных
привилегиях, точно так же, как доверял им и Богдан Хмельницкий.
Дорошенко даже, можно сказать, поступал прямодушнее Богдана
Хмельницкого: он отдался Турции после того, как уже испытал
решительную невозможность сойтись с Москвою. Дорошенко
оказался виновным более перед малороссийским народом, чем перед
Москвою. Желая достигнуть самобытности, чего бы она ни стоила, Дорошенко не останавливался ни пред какими мерами, присутствовал в Каменце при поругании мусульманами христианской
святыни, отдавал в турецкую и татарскую неволю толпы крещенного
народа - все это с надеждою достигнуть самобытности и упрочить
ее за Украиною, и был жестоко наказан; вместо признательности
от народа, - раздражил против себя народ; малороссияне не пошли
за ним, покинули его, и он должен был, лишенный всякого
сочувствия подчиненных, отдаться на милость того монарха, которому
прежде не захотел отдаваться безусловно.
302
VIII
Дело стародубского полковника Петра Рославца и
нежинского протопопа Симеона Адамовича.
Не раз уже в Малороссии ловкие искатели счастья затевали
посылать в Москву доносы на своих начальствующих лиц, с
целью войти в милость у московского правительства. Доносчики
соображали, что малороссиянам ничем нельзя было так угодить
Москве, как самим предупреждать* ее всегдашнее тайное
желание - скрепить возможно теснее связь Малороссии с остальною
московскою державою и умалить отдельную самобытность
присоединившегося края. На этом пути выехал протопоп Филимонович, преобразившийся в блюстителя митрополичьего престола под
именем епископа Мефодия; по тому же пути шел Бруховецкий - и
из бывшего слуги Хмельницкого сделался гетманом. Оба не
удержались на своей высоте и, не поладивши с Москвой, изменили
ей; но их примеры еще не должны были останавливать других
вслед за ними, а могли только давать им полезную науку. Дело
с Многогрешным было еще в свежей памяти, а оно обошлось
очень счастливо для доносчиков. Сам Рославец был участником
падения; мстивши Демьяну за то, что тот, отрешивши Рославца
от полковничьего уряда, назначил вместо него своего брата Савву.
Не было ничего естественнее явиться намерению посредством
тайного доноса столкнуть Самойловича с гетманства, как уже
удалось, вместе с этим Самойловичем, столкнуть Демка
Многогрешного. Намерение это явилось у стародубского полковника Петра
Рославца и протопопа Семена Адамовича, человека уже известного
нам своею двуличностью.
Рославец, управлявший самым обширнейшим из
малороссийских полков, был очень богат и пользовался между полковниками
первенствующим значением. Самойлович обращался с .ним
дружелюбно, но всегда с осторожностью, - и вот этот-то Рославец
стал искать пути нанести вред гетману.
Возникла у Рославца мысль отделить Стародубский полк от
гетманского управления и отчислить к разряду слободских полков.
Ему казалось, что это должно было придтись по вкусу