Руина, Мазепа, Мазепинцы
Шрифт:
родни его, да .писаря, да судьи>.
Увидел Дорошенко, что приходит пора ухватиться за
последнее средство спасенья, которое он приберегал к концу: не манить
более московского государя, а отдаться ему прямо, искренно. Но
ему хотелось всетаки сдаться так, чтобы выговорить себе и
безопасность, и спокойное житье на старость, а если можно, то
сохранить и гетманский титул. Довериться безусловно Самойловичу, которого он оскорблял, казалось ему слишком рискованным делом; во всяком случае, ему пришлось бы проститься со своим
гетманством. Дорошенко решился еще раз сделать опыт - устроиться
так, чтобы, присягнувши московскому государю, остаться в
гетманском достоинстве. И прибегнул Дорошенко к такому извороту: получил он свое гетманское достоинство от войска - войску он
и сдать его должен, а это войско может его и снова избрать
гетманом. Но козацкого войска на правом берегу у него уже не
стало; правобережные полковники от него отступились, козаки
или ушли на левую сторону, или, оставаясь еще на правой, не
292
хотели ему повиноваться; поспольство беспрестанно бежало, воссоздать и пополнить войско было уже не из кого. Дорошенко
решился показать, что считает настоящим Войском Запорожским
Сечь, и задумал перед сечевиками сдать свое гетманство, положить клейноты и принести перед ними присягу на верность царю.
Недаром старейший гетман Богдан Хмельницкий в первый раз
получил свое гетманское достоинство в Сече; с тех пор в Сече
сохранялась высокомерная уверенность, что сечевое товариство
есть лучший цвет козачества, что оно-то и должно управлять
судьбою всей Украины. Когда Дорошенково письмо с таким
предложением пришло в Сечу, там находились донские казаки с своим
атаманом Фролом Минаевым, прибывшим туда, чтобы воевать
вместе с запорожцами против крымцев. Кошевой атаман, знаменитый Иван Серко, постоянно был той мысли, что гетман должен
быть избран в Сече; потому-то он и поддерживал Ханенка против
Дорошенка, но когда Ханенко сошел со сцены, Серко возобновил
прежнюю дружбу с Дорошенком, и давал ему совет не отдавать
клейнотов ни московскому боярину, ни левобережному гетману.
Теперь, получивши Дорошенково письмо, Серко созвал на раду
все сечевое товариство. То была <черневая рада>: в ней
участвовали все запорожцы, не по чинам. И донцы, хотя гости, но все
же по званию козаки, приглашены были к участию в раде. Письмо
Дорошенка было прочитано, и вся рада приняла его предложение
с восторгом.
10-го октября Серко и Фрол Минаев с толпою запорожцев, донцов и калмыков прибыли к Чигирину. Дорошенко встретил их
в предшествии духовенства с хоругвями и образами, и созвал на
раду всех остававшихся у. него в Чигирине Козаков и посполитых.
В этом собрании Дорошенко положил свои войсковые клейноты -
булаву, бунчук и знамя, и пред св. Евангелием произнес присягу
на вечное подданство царю Алексею Михайловичу. Взамен
запорожцы произнесли присягу в том, что <Дорошенко будет принят
царским пресветлым величеством в отеческую милость и останется
в целости при ненарушимом здоровье, чести и пожитках, со всем
войском, при нем находящимся, сохранивши свои войсковые
клейноты, не подвергаясь отмщению за свои прежние вины, и от
всех неприятелей: татар, турок и ляхов - будет царскими
войсками защищаем и обороняем, а все запустелые места на правой
стороне наполнятся снова людьми и будут вовеки тешиться
вольностями и разживаться, как левая заднепровская сторона>.
Серко взял от Дорошенка войсковые клейноты и увез в Сечу, а 15 октября известил Малороссийский приказ о происшедшем
важном событии и от имени всего запорожского коша бил челом, чтоб Дорошенко был принят милостиво, сообразно данной им
присяге верно служить царскому пресветлому величеству.
293
Архиепископ Лазарь Баранович послал Дорошенку
похвальную грамоту, но гетману Самойловичу было до крайности
неприятно это происшествие, и он писал в Малороссийский Приказ в
таком смысле: <Поступок Дорошенка не более, как лукавство. Не
приходит ему помощи ни от турок, ни от татар, а тут ляхи в
гостях, да и мы недалеко, свой же край под его владением совсем
опустел. Вот он, в соумышлении с Серком, и пустился на обман, чтобы время как-нибудь протянуть и перезимовать, съестные
припасы с нашей стороны получать и бежавших людей снова
перезвать к себе, а весною по-прежнему смуту завести>. В Москве
приняли проделку Серка также неблагосклонно и написали ему, что он взялся не за свое дело, а за такое, которое по царской
воле уже положено было на боярина Ромод^новского и на гетмана
Самойловича. Серко в это время шагнул еще далее в своем
самоуправстве, и 20 декабря разослал универсалы в полки
Черниговский, Стародубекий, Нежинский и Прилуцкий о подданстве
Дорошенка. За это новое присвоение прав гетмана, который один
только мог посылать к полковникам универсалы; Серко
немедленно получил опять из Малороссийского Приказа выговор с таким
предостережением: <коли ты начнешь писать мимо гетмана к
полковникам или к каким-нибудь другим урядам, которые тебе ведать