Руины Арха
Шрифт:
Борис проделал шампуром в завале семейку дырок для вентиляции, по ту сторону свет сильнее не намного, но ворвался четкими синими лучиками, блестят ройчики пылинок.
– А теперь, как и наш песик, баиньки.
– Надо это… по малой нужде.
– Не здесь. Наружу. В щель. – Борис указывает шампуром на один из глазков, что проковырял. – Ништормы во сне почему-то чувствительны к запахам. Однажды отлил в его логове, еле ноги унес.
Писать расхотелось, но все же решился на сей подвиг. Пока журчало, чувствовал себя сапером с проводками: красный или синий, красный или синий, а время бежит…
Но пронесло.
Счастью нет предела. Борис разложил под боком у ништорма бутерброды, в кружках холодный чай.
– От костерка воздержимся, – сообщил. – Зато спать будем в безопасности. Любая тварь в Руинах чует логово ништорма, даже не видя, обходит стороной.
Шикарнейший ужин в жизни. Холодная пища не досаждает. В Японии едят холодное. И ничего. Лидеры по долгожительству.
Спать залегли в щель между стеной и боком жука. Панцирь теплый, приятные мурашки.
– А он не спалит?
– Если не будем ерзать лишний раз.
– Я уж наерзался.
– Вот и славно. Спи, Владик. Желаю нам завтра проснуться.
– Аналогично.
Странно, но не снилось ничего. Вроде море впечатлений, мозг должен был трещать по швам, раскладывая по полочкам. Видимо, впечатлений избыток. Да и устал как лошадь. Подсознание легло спать вместе со мной.
Часть 2
Тьма
Глава 6
А утром осторожно разобрали краешек завала. Честно сказать, уходить не хотелось. По словам Бориса, после кормежки ништорм впадает в спячку на годы. Можно было остаться, жить в безопасности. Но Борис сказал, это желание пагубно: однажды разбудим, по нелепой случайности, а это страшнее морозавров, корижоров и прочих. Я повздыхал, и мы ушли.
Идем через сравнительно целые коридоры.
– Что нос повесил? – спросил Борис бодро.
– Вспоминаю родителей.
– Тоскуешь…
Стискиваю зубы, в груди дрожь.
– Как вспомню, что мама без меня…
– Значит, чувствуешь себя в безопасности. А вчера о прошлом почти не вспоминал. Было не до того.
Неприятно, но молчу.
– Тут всегда так, – объясняет Борис. – Сперва – выжить. Потом остальное. Переживания, ностальгия и тэдэ.
В следующем коридоре навстречу ползет гигантская улитка. Раковина до потолка, багровая, пропускает свет, словно из чистейшего рубина. Тело прозрачное как вода, от подошвы во все стороны извивается легион прозрачных щупалец длиной с руку, их воздушный танец напоминает медузу.
Вдруг чувствую ясно, что это создание – хорошее. Быть может, единственное прекрасное существо в этом жестоком месте, убивать никого не хочет. А хочет помочь.
Да, хочет помочь мне! Аж сердце стучит радостно, мы с этой улиткой будто одно целое, близнецы, по ошибке давно разлученные, но судьба воссоединила, и все станет на свои места.
Оно вернет меня домой!
Надо лишь подойти…
Как во сне вижу, что меня развернул к себе Борис, этот человек сейчас кажется совершенно чужим…
В нос бьет резкий запах, мой чих едва не порвал глотку и ноздри на кровавый фарш, из глаз брызнули слезы, рожа в соплях, я согнулся, меня потащило куда-то, только и успеваю переставлять ноги.
Протираю глаза, хребет разгибается, мы вернулись в предыдущий коридор, в самое его начало.
По плечу хлопает Борис.
– Обычный перец.
Убирает баночку во внутренний карман плаща.
– Что это… было?
– Утилитка. Ты попал под ее чары.
– Чары?
– Ага. Такая добрая, мы с ней братья, она вернет домой…
Меня переклинило. К щекам приливает горячее.
– Сыр в мышеловке?
– Еще бы.
– И что бывает с теми, кто клюет?
Из правого края арки в конце коридора высунулись щупальца, медленно вплывают рожки, от слизняка слабое медовое свечение.
– Подойдем ближе. Увидишь.
Проходим две трети коридора, Борис всучил баночку с перцем, предусмотрительно поднимаю к подбородку, готовый отражать волну щенячьего восторга. Утилитка проползла пару метров, щупальца на боку нежно лижут косяки нашего коридора.
Пока утилитка скользит справа налево с неторопливостью солнца, я пребываю свидетелем того, как в прозрачном теле, словно спящая в камере анабиоза, плавает черноволосая девушка. На ней лишь юбка до колен и бюстгальтер, к ремешку сбоку приторочена маленькая сумка, все стильно – в тон волосам. То ли Руины расщедрились, то ли девушка умела за собой следить в любой ситуации.
Но жуть виднелась сквозь раковину. В ней тоже плавают люди, и чем ближе к центру спирали, тем сильнее тела переварены. Тот, что к центру ближе всех, похож на кашу, не понять, какого пола.
Из всех жертв лишь черноволосая девушка цела. Пока.
– Вряд ли похоже на дом, верно? – услышал я Бориса.
– Надо ее вытащить! – сказал я твердо, когда утилитка проползла мимо.
Поворачиваюсь к Борису. Тот с закрытыми глазами, будто сосредоточенно думает, брови нахмурены, ресницы подрагивают. Открываю рот, но его указательный палец тут же приподнимается, мол, не мешай…
Торчу как вкопанный.
Наконец, Борис глаза открывает, на лбу блестит испарина, поворачивает лицо ко мне, улыбка.
– Так и знал, что скажешь это.
– Что ты делал?
– Договаривался со своими маленькими сожителями.
Борис пересекает порог арки, протекторы впечатываются в пленку слизи. Борис разворачивается к уползающей твари, щупальца от него в паре метров, Борис пристально буравит взором.
Из-под полы плаща на слизь спрыгивают красные пауки, восьмилапый десант шустрыми волнами бежит за гигантским студнем, одни заползают на задние щупальца, другие обгоняют, прыгают на бока, третьи карабкаются на потолок, падают на раковину.