Рука Москвы
Шрифт:
— А что? — удивился Томас. — Я назвал картину «Любовь».
— Любовь, твою мать! Ты нарисовал не любовь, жопа! Ты нарисовал смерть!
— Да ну? — поразился Томас. — А как ты это понял?
— Я? Я ни хера не понял. Это поняла Рита.
— Надо же, — сказал Томас. — Извини меня, Рита Лоо. Искусство, знаешь ли, это такая хреновина, что никогда не знаешь, что оно тобой нарисует.
— Придурок! — жалобно перебила она. — Придурок!
— Ты мне это уже говорила, — мягко напомнил Томас. — Зачем повторяться? Я же не спорю. Когда мне говорят правильные вещи, я
— О Господи! — сказала она, отвернулась и стала смотреть на залив.
Томас тоже посмотрел на залив. Если уж он вернулся в этот мир, следовало разобраться в происходящем. На дальнем конце береговой дуги что-то чадило и над водой стелился дымок, как от забытого костра.
— Ночью там вроде бы что-то горело, — вспомнил он. — Мне показалось, что там пожар.
— Был, — подтвердил Муха. — Сгорела база отдыха Национально-патриотического союза. Такое несчастье.
— Вся? — испугался Томас.
— Не вся. Примерно половина.
— Но там же держали вашего парня! Он… погиб?
— Нет, Фитиль. Он не погиб. Его держали в котельной. А котельная не сгорела. В ней, правда, взорвался бойлер и подвал залило кипятком. Но он успел выскочить.
— Значит, обошлось без жертв?
— Я бы не сказал, что совсем без жертв. Хотя вряд ли правильно назвать это жертвой. Один человек погиб. Но есть люди, отсутствие которых только украшает жизнь, делает ее живее. И даже, я бы сказал, многолюднее. Он и был таким человеком. Так что можно сказать, что обошлось без жертв.
— А теперь объясни, почему ты это сделал, — вмешался в разговор Артист. — Рите ты объяснил. Теперь объясни нам.
Томас растерянно пожал плечами:
— А что мне оставалось? Кто-то должен был это остановить.
— Что?
— Бойню. Можно называть это как угодно. Гражданская война и все такое. Но это все равно бойня. Купчие дедули нашлись. Без меня они ничего не значат. Если меня нет, то их тоже нет. Вот мне и пришлось. Но оказалось, что все напрасно. Последнее время что-то мне не везет. Что ни сделаю, все не так.
— Напрасно? — не понял Муха. — Что оказалось напрасно?
— Да все. Купчие где-то есть. Я, оказывается, тоже есть. А снова на это дело я уже не решусь. Значит, Он не захотел. Я, наверное, не очень хороший лютеранин. Но против воли Его идти нельзя.
Артист сходил к «линкольну» и вернулся с небольшим серым кейсом.
— Держи, — сказал он. — Это твое.
Томас открыл кейс. В нем лежали папка-скоросшиватель со сценарием фильма «Битва на Векше», созданным вдохновенной фантазией кинорежиссера Марта Кыпса, информационная записка отдела Джи-2 Главного штаба Минобороны Эстонии о герое фильма, штандартенфюрере СС Альфонсе Ребане, сканированный на компьютере его парадный снимок со всеми регалиями, сделанный сразу после вручения ему Рыцарского креста с дубовыми листьями, о чем свидетельствовала впечатанная в угол снимка надпись: «Alfons Rebane. 9.05.45. Murwik-Flensburg».
Но главное, что было в кейсе: три пачки старых гербовых бумаг, перевязанных шпагатом.
Томас
— Но это же…
— Да, — кивнул Артист. — Это купчие твоего деда. Мы хотели отдать их Розе Марковне.
— Она бы их не взяла.
— Тем более. Теперь это все твое.
— Откуда они у вас?
— Неважно. Важно, что их нет там, где они были еще вчера.
Томас оглянулся на дальний берег залива, где чадило то, что еще вчера было базой отдыха национал-патриотов.
— По-моему, я знаю, где они были. В сейфе Янсена?
— Верно, — сказал Муха. — Там они и были. В этой фразе мне больше всего нравится прошедшее время.
— И он вам их отдал?
— Почему нет? Как попросить.
— И что мне с ними делать?
— А вот это, Фитиль, решать тебе.
— Ну вот, Рита Лоо, я снова самый богатый жених Эстонии, — констатировал Томас. — Ты выйдешь за меня замуж?
— Нет, — сказала она. — Я не хочу быть самой богатой вдовой Эстонии.
— Мне кажется, мы с тобой поладим. Мы сходимся в главном. А в чем главное? В том, что не в бабках счастье. Мне тоже почему-то не хочется, чтобы ты стала самой богатой вдовой Эстонии. И вообще вдовой. Из-за этих бумаг образовалось уже два трупа. Нет, три, если считать и генерала Мюйра. А его можно считать, он приложил к этим бумагам руку. Три трупа. Пожалуй, хватит. Как ты считаешь?
Рита оглянулась на бывшую базу отдыха национал-патриотов и заметила:
— По-моему, уже четыре.
— Шесть, — сказал Артист.
— А кто еще? — встревожился Томас.
— Два солдата из спецподразделения «Эст». Ты их не знаешь. И не узнал бы, даже если бы знал.
— Они имели отношение к бумагам дедули?
— Прямого — нет.
— Но все же имели?
— Все же имели.
— Значит, шесть трупов, — заключил Томас. — Многовато будет. Так недалеко до демографической катастрофы. Нет-нет, с этим делом надо кончать.
Он развязал на пачках шпагат. Взял одну из бумаг. Это была купчая на землю, на которой стояли кварталы таллинского района Вяйке-Ыйсмяэ.
— Граждане Вяйке-Ыйсмяэ, я возвращаю вам вашу землю, — возвестил Томас и чиркнул зажигалкой. Пламя мгновенно охватило сухую, как порох, бумагу. — Живите на ней мирно и любите друг друга. Иначе я на вас обижусь.
Следующая купчая была на землю, на которой стоял таллинский телецентр.
— Господа телевизионные журналисты, объективно освещайте действительность, — дал им строгий наказ Томас. — Не приукрашивайте ее, но и не очерняйте. Употребляйте свободу слова на пользу эстонскому обществу, а во вред ему не употребляйте.
Он бросил горящий листок на кострище и выудил из пачки следующую бумагу.
— А это у нас что? Это у нас земля, на которой стоит загородный дом президента. Господин Леннарт Мери! Помните, что вы президент всех граждан Эстонии независимо от их национальности. Если всем будет хорошо, то и Эстонии будет хорошо. А если одним будет хорошо, а другим плохо, то в конце концов всем будет плохо. Извините, что говорю вам такие очевидные вещи, но иногда нужно о них напоминать. Чтобы не забывались.