Рука птицелова
Шрифт:
Херманис был в самом конце списка, и покуда дело дошло до него, все эти расспросы изрядно надоели Антону. Дата рождения. Место. Мать. Отец. Родня в Союзе. Родня за границей. Кем работают.
– Отец - скрипач, музыкант. Мать - директор книжного магазина.
– Что, большого?
– Простите?
– Большого магазина?
– Да. Самый большой в Риге.
– Ну и ладно. - Антону было и неловко перед парнем, и жаль его. Он видел тоску в его взгляде и понимал эту тоску.
– Вам что-нибудь нужно?
– Мне много чего нужно, - усмехнулся
– Мать может достать любую книжку, которая поступит.
– Ладно, не надо. - Антон замолчал. - Ну, если действительно любую, он еще помолчал, ожидая от Херманиса подтверждения, но не дождался.
– Тут к столетию Хлебникова выпустили несколько его сборников.
– Сколько вы хотите.
– Одного хватит, - фыркнул Антон. - Деньги отдам.
На том и порешили.
Книжку прислали быстро - месяца не прошло. Антон видел ее в сержантской при проверке посылок, но не сказал ничего. Херманис подошел к нему на следующий день, когда их взвод заступил в наряд по кухне.
– Прислали вашу книжку, товарищ сержант.
Маленький томик в твердом переплете. Цвет кофе с молоком, где кофе много, а молока - чуть. Госцены ему было рупь с двугривенным.
Антон протянул пятерку.
– У меня нет сдачи.
– А я и не прошу. Все равно она стоит дороже.
– Ладно. - Херманис помолчал. - Я беру только потому, что у меня нет сейчас денег.
– Договорились.
– Могу я пойти в чайную? - вопрос прозвучал как утверждение, но Антон знал, что и тут все дело в акценте.
– Дежурный по части идет, товарищ сержант, - сообщил Антону Бучинский.
– Один?
– Нет, с капитанами.
В коридоре гауптвахты громко хлопнула входная дверь.
– Стой, кто идет! - не своим голосом закричал Бучинский.
– Идет начальник караула.
– Начальник караула ко мне, остальные - на месте. - Бучинский исполнял ритуальный танец "встpеча начальника" со всеми подробностями, тщательно выделяя каждое па. Антону нравился этот мальчишка. Он заметил его еще когда вез из Курска. Хотел взять к себе...
Загремел замок на двери первой камеры.
В ней сидел маленький армянин. Он пел по вечерам длинные песни, за что на него никто не обижался. Армянин ждал суда и вел подсчеты: десять тысяч два года, семь тысяч - три года, пять тысяч - четыре года. Ждал его срок лет в восемь-десять - оставил пост, дезертировал с оружием, пpи задержании кого-то ранил. Сидел он тут давно, примелькался, знакомых в части не имел, и начкары, быстро глянув на него, перешли в следующую камеру, соседнюю с Антоном.
Там пересиживал дурное настроение прокурора шофер из кунцевского стройбата. Обгоняя городской автобус, он превысил скорость, не заметил кучу асфальта и на этой куче опрокинул своего "козла". Уже падая, каким-то чудом увернулся от автобуса, но помял бок проезжавшему рядом такси. Таксист поворчал, но дело возбуждать отказался. И тогда встрял полковник Луженков Семен Петрович - военный прокурор филевского гарнизона. Оказалось, что у парня месяца
Странными личностями населял прокурор маленькую - всего на пять камер гауптвахту части. Он держал здесь подследственных, и набиралось их иногда столько, что солдаты учебки месяцами не могли отсидеть свои недолгие сутки, назначенные командирами рот. Так и уезжали в полки, не отбыв своего.
– Отделается штрафом, - заканчивал разговор дежурный по части, заходя к Антону в камеру, - штуки две положит, не больше. Так, а кого мы тут имеем? он посмотрел на Антона.
Дежурным заступил капитан Коралов. По трем причинам был он известен в учебке. Первой из этих причин стал его родственник, говорили - дядька, прямой начальник для всей части, служивший в штабе округа. Второй - изрядные размеры Коралова, размеры более приличные для боксера-тяжеловеса, чем для штабного чиновника. Третьей же и основной служило то, что капитан Коралов был стукачом, старательным и изощренным.
В учебке дослуживал Коралов последние дни - все знали, что у командира на столе лежит приказ о переводе капитана в Подольск. Будет там служить Коралов архивариусом в звании майора.
– В камере находится один арестованный, - тихо начал Антон, - младший сержант Байкалов. Арестован командиром части четырнадцатого декабря восемьдесят шестого года на пять суток за нарушение правил несения внутренней службы.
– Не по уставу докладываете, младший сержант. - Дежурный стоял, сложив за спиной руки и медленно раскачиваясь на носках сапог. - Что, опять спали во время дежурства?
Как-то в мае, между наборами, когда в роте оставалось человек десять-двенадцать: сержанты и несколько дневальных, Антон спал в наряде. Он устроился на кровати, снял сапоги и укрылся одеялом. Нахально повел себя, чего там. Разбудил его Коралов. Он тогда долго вещал об Афганистане, где у заснувшего таким образом дежурного перерезали роту, еще о чем-то грозном. Утром с гордостью доложил командиру. Чтоб знал: бдит дежурный по части. Антон был еще молод и непуган в те времена. Его и ругали-то не слишком. Теперь другое...
– Проводите досмотр, Мухин, - Коралов тяжело прошелся по камере. Начальник нового караула скривился, но спорить не стал - устав есть устав.
Когда-то Антон был курсантом у него во взводе и понимали они тогда друг друга неплохо. Именно Мухин, считая, что сержантами должны оставаться студенты, сумел отчасти убедить в этом и ротного.
– Ладно, Мухин, - якобы сказал ротный, соглашаясь, - попробуем. Оставим моего Царенко и твоего Байкалова. Пополам-на-пополам. Пусть уравновешивают друг друга. - Нынче Серега Царенко держал равновесие в соседней камере.