Руки Орлака
Шрифт:
Потрясенный, почти оробевший, Стефен сунул руки в карманы.
Мадемуазель Яманчи являлась каждый день, мадам Плосс – раз в неделю. Но не проходило ни минуты без того, чтобы руки Стефена не были окружены заботой и вниманием.
В квартире на улице Гинемера имелась небольшая комната, которую пианист превратил в студию. До катастрофы именно там он любил предаваться своим увлечениям, позволявшим ему отвлечься от музыки. Теперь студия стала комнатой рук. Он установил там обе электромашины и бесшумную клавиатуру, перенес туда все физические и химические принадлежности, которыми обзавелся. У стен высились кипы специальной литературы. Вскоре этот рабочий кабинет стал походить на лабораторию доктора Фауста.
Когда
38
Мономания – в психиатрии XIX века: навязчивая или чрезмерная увлеченность одной идеей или субъектом; одностороннее, однопредметное помешательство.
Если он и выбирался в центр города, то лишь затем, чтобы лично купить себе перчатки у лучшего производителя, пополнить свой запас лечебных средств или же ради соблюдения режима, и тогда его видели идущим, размахивающим руками, как солдат на параде, – это благоприятствовало циркуляции крови в кончиках пальцев.
По возращении домой Стефен тотчас же запирался в комнате рук, ключ от которой всегда был при нем. Гудели машины, из-за двери доносились самые странные шумы, среди которых – да простит меня Господь! – можно было различить звуки бесшумной клавиатуры. Стефен теперь соблюдал строжайший режим питания, а спать ложился лишь в надетых на смазанные гелем руки тонких бодрюшных [39] перчатках.
39
Бодрюш – газонепроницаемая пленка из кишок животных.
Руки Орлака стали двумя богинями-близнецами, требовательными и стерильными.
На первых порах этого терапевтического азарта характер Стефена немного улучшился. Такая кипучая деятельность его развлекала; достигнутый прогресс, пусть и весьма скромный, – воодушевлял; наконец, по мере того как время шло без появления новых знаков и повторения кошмарных видений, он успокаивался все больше и больше.
Тот факт, что после катастрофы значительно изменился его общественный статус, похоже, мало заботил Стефена. Он притворялся, что совершенно уверен в скором возобновлении своей артистической карьеры.
Но людей обмануть не так-то просто. Соседи удивлялись непривычной тишине в его квартире. Сам он, ссылаясь на здоровье, отвергал предложения концертных директоров и импресарио; со временем этих предложений, естественно, становилось все меньше и меньше, затем они и вовсе прекратились. Стефен отклонял любые приглашения и никого не принимал у себя – из страха, что придется отказываться сесть за рояль. Его друзья и коллеги осознали истину. «Всё, он свое отыграл», – поговаривали они между собой. Визиты почти прекратились. Высший парижский свет практически перестал
Стефену, казалось, не было до этого дела. Страстно желая вернуть свой талант, он в каждом публичном унижении видел лишь повод удвоить усилия. Как Рафаэль [40] Бальзака, «он возводил себе гробницу, чтобы возродиться в блеске и славе».
Порой, когда он полагал, что никто его не видит, он входил в гостиную, ощупывал клавиатуру большого рояля, брал аккорд, пытался проиграть трель и убегал, сжав зубы, с мрачным взглядом.
Розина была не прочь покинуть Париж, чтобы за счет обдуманного отсутствия избежать прискорбного эффекта болезненного присутствия. К тому же и Серраль рекомендовал смену обстановки. Но Стефен при мысли о том, что ему придется оставить свой арсенал, отказаться от массажа, маникюра и прочих маленьких удовольствий, воспротивился такому плану. «Не досаждайте ему». Розина не стала настаивать; она была слишком счастлива активностью мужа, пусть даже и такой болезненно-суматошной, слишком рада избавлению от кошмаров, видений и драматических эпизодов. И все же она сожалела о таком решении Стефена, вредном как для его репутации, так и для его денежных интересов.
40
Рафаэль де Валентен – герой романа Оноре де Бальзака «Шагреневая кожа» (1830–1831).
Действительно, будучи министром семейных финансов, Розина рассчитывала на пребывание в деревне, которое могло бы замедлить взятый больным темп. Она уже не знала, как сократить расходы. Руки Орлака, которые не зарабатывали больше и сантима, обходились в безумные суммы, и несчастная хранительница казны с ужасом взирала на то, как тают его сбережения. Операция, клиника, дом отдыха и так уже съели целое состояние; теперь же чуть ли не каждый день приносил новые непомерные траты.
Сказать ему об этом? Попросить замедлить штурм Судьбы? Или дать ему это понять посредством экономии на всем, на чем только возможно? Это могло бы снова повергнуть его в депрессию, свести на нет все потраченные усилия и убить всяческую надежду на его возрождение как пианиста.
И однако же, когда-нибудь ему придется узнать правду! Ибо долго ли, коротко ли, но конец наступит!
Да. Но к тому дню его руки, возможно, уже снова станут быстрыми, умелыми, плодотворными!
Нужно было лишь продержаться до этого дня.
И Розина, славная девушка, держалась!
Но во мраке таился враг, который без какого-либо предупреждения нанес удар столь жестокий, что буквально в одну секунду надежды ее рухнули, а ужасы возродились.
Глава 9
Банда «инфракрасных»
Захлопнув бухгалтерскую книгу, Розина сказала себе:
– Денег у нас лишь на неделю. Если повезет, максимум на две. Затем придется продать их.
Их – это ее украшения.
У нее оставалось три тысячи франков наличными, кое-какие акции, представляющие капитал тысяч в пятьдесят франков, – и ее драгоценности.
Живых денег должно было хватить на покрытие расходов в течение одной или двух недель; в ближайшие дней пятнадцать вносить сколь-либо серьезные платежи Розине не предстояло.
Какого-то дохода от ценных бумаг можно было ожидать не ранее чем через месяц. Об их продаже не могло быть и речи. Это был для Розины священный фонд, неприкосновенный запас. Одержимая тем духом суеверия, который самые энергичные женщины привносят в наименее сентиментальные дела, она бы скорее рассталась с жизнью, чем продала даже один вексель, даже одну акцию. Она видела в них ядро супружеского достояния, сердце экономической жизни, своего рода талисман. Да и потом, для их продажи требовалась подпись Стефена.